На это письмо Мила мне не ответила, ее укоризненное молчание было наказанием, проявлением насилия. Я ждал целых полгода. Мои мысли и жизнь были заняты другим, но подсознательно, глубоко в себе, я продолжал ждать, словно мог вдруг узнать о себе все или Мила могла вдруг к нам вернуться. Навсегда.

__________________________

__________________________

За истекший год Боян нашел себя. Оказалось, он был рожден для того, чем обременил его Генерал, — делать деньги. Неожиданно для себя он понял, что если бы социализм поощрял смелость и различие людей, если бы поддерживал их самовыражение, а не инертность и леность подчинения, то вместо напрасных потуг на ниве кино и хриплых песнопений «под Высоцкого», он давно бы мог раскрыть свое предназначение.

Его уверенность росла с каждым днем. Он с удивлением убедился в том, что у него комбинаторный всеохватывающий ум, что ему присуще умение балансировать на грани между порядочностью и цинизмом, между мнимым промедлением и молниеносной скоростью принятия решений, лежащих в основе любой доходной сделки. Он дальновидно чуял выгоду на расстоянии, как чует кровь акула, и блестяще превращал самые запутанные ситуации в успех и прибыль. Боян не просто делал сумасшедшие деньги, он еще и развлекался, отдаваясь наслаждению риском. «Риск — самая удивительная часть нашего выбора, в нем сокрыто таинство жизни, — думал подчас Боян, — риск — щекочущая радость бытия».

— Н-не п-понимаю, я с-совсем тебя н-не понимаю, — заикалась Мария за десертом в ресторане «Рила» в курортном комплексе «Боровец», — зачем тебе вся эта кутерьма, зачем ты это делаешь?

— Я никогда раньше не чувствовал себя свободным, — попытался он выкрутиться, хоть на самом деле сказал чистую правду.

— Разве только богатый свободен?

— Ты никогда не замечала… если ребенку что-нибудь запретить, если отнять у него любимую игрушку, он будет стремиться заполучить именно ее.

— Ну, и что?

Он закурил сигару, чтобы выиграть время и найти точные слова, нужно было, наконец, все объяснить, не столько ей, сколько себе самому.

— У меня была отнята игра. А я хочу играть.

— Но ты ведь уже не ребенок, — капля растаявшего мороженого испортила ее красивое платье.

— Человек всегда остается ребенком, я еще не наигрался, дорогая.

Он перевел дух. Ему удалось нащупать и сформулировать свое стремление, свою неназванную тягу — Боян не оправдывался, просто сумел выразить словами самую трудноопределимую часть своей сути. И испытал потрясение, воодушевление, головокружение — как внезапно налетевшую любовь. Не к кому-то конкретно. А, может, к самому себе?

— Я боюсь, — сказала она, и еще одна капля мороженого упала ей на колени.

— Разве можно бояться любви? — спросил он, сам себе удивляясь.

Ненависть и любовь, поражение и успех тоже были своего рода игрой. Но любить или ненавидеть кого-то, в сущности, означало, что этот кто-то тебя покорил, что ты сам оказался в добровольной зависимости от обаяния и непостоянства, от настроения или прихоти объекта твоего чувства. Даже власть, думал он, ставит нас в особую зависимость, подчиняя нас тем, над кем мы властвуем. И только деньги в их метафизическом смысле делают нас абсолютно свободными, потому что предоставляемая ими свобода постоянно множится и растет. Однажды начавшись, эта игра не кончается, это не партия в шахматы, в этой игре нет победителя. Фигуры перемещаются, обыгрывают друг друга, взаимно уничтожаются, но сама игра продолжается до бесконечности. В каком-то романе он прочел, что совершенство невозможно, нам удается лишь приблизиться к нему. Но любая страсть, сколь бы сильной и завораживающей она ни была, исчерпывается, стирается, со временем угасает и гибнет. И только огромные деньги, сознавал Боян, всегда остаются приближением к чему-то, что он боялся определить и назвать его настоящим именем, а имя ему — счастье. Это прозрение мучило его, но он не посмел поделиться им с Марией, зная, что ее это огорчит и ранит, и не желая расстраиваться сам.

Кроме пресловутого «Мальборо», они с Краси Дионовым занялись фальшивым виски. Наладили каналы, с въедливостью и четкостью компьютерных программистов. Последовали умному совету Тони Хури и использовали юридическую гибкость профсоюзов и слабость некоторых их лидеров к убедительной немногословности зеленых дензнаков. С помощью фонда «Рацио» беспошлинно ввезли внушительное количество алкоголя, заработав на этом немало денег. Когда этот источник иссяк, с помощью дядюшки Георгия познакомились с другими предприимчивыми таможенниками. Контейнеры с благословенным напитком прибывали прямо в Бургасский порт в сопровождении документов, гласящих, что товар реэкспортируется в Румынию, Боснию или Югославию[38], но на самом деле фуры доставляли виски прямо на его склады в «Илиенцах». Механизм работал, как старый отлаженный замок. Все шло чудесно, но вскоре рестораны, мелкие магазины и лавки под завязку заполнились импортным пойлом, которое обедневшие пьянчужки не могли вылакать и за год. Тогда за спиной у Краси Дионова он провернул свою грандиозную аферу, достойную внесения в учебник криминологии. Серьезно рискуя, Боян импортировал в страну семьсот тысяч бутылок «Тичерс», «Баллантайнс» и «Джонни Уокер». Заплатил как следует четырем богатырям в Совете директоров одного среднего, но весьма преуспевающего (благодаря высоким процентным ставкам) банка и взял в этом банке кредит под всю партию виски. Тонкость комбинации состояла в том, что Боян купил виски у Тони Хури по два с половиной доллара за бутылку, а в качестве банковского обеспечения заложил его по семь с половиной долларов. Через шесть месяцев он официально заявил, что не в состоянии вернуть деньги и погасить кредит, и вручил им аккуратно упакованные ящики с напитком. Банк с трудом распродал несметное количество бутылок по два доллара за штуку, содрогнулся, словно его тряхануло землетрясение средней силы, и обанкротился. Боян заработал три с половиной миллиона «зелени», но головокружительное чувство всевластия и наслаждения шло не столько от прибыли, сколько от чувства, что он уничтожил целый банк. Эта игра опьянила его, он своевременно сделал правильный ход и, что самое важное, не преступил закон. Вся сделка строго соответствовала духу и букве закона.

Прослышав об этой блестящей головоломной операции, Краси Дионов взбесился. Он снова примчался в «Нью-Отани» со своими мордоворотами, но теперь у офиса Бояна высился нерушимый, как скала, Корявый и еще двое готовых ко всему парней. Мог случиться грандиозный тарарам, да и до самого страшного могло дойти дело. Боян принял Краси Дионова в своем крошечном номере и щедро налил ему в стакан виски.

— Фальшивкой угощаешь? — полоснул его Краси пустым взглядом злого глаза.

— Для друзей держу только настоящий Chivas Regal двенадцатилетней выдержки, — миролюбиво ответил Боян.