Они сидели друг напротив друга. Никто не двигался с места. Только лица выражали эмоции. Максим закидывал Абиссинца вопросами, на которые тот не знал ответов. Что он должен был рассказать ему? Что Элис предала их отца? Как этот парень отреагирует? Что его отец из ученого, мечтающего изменить будущее человечества, превратился в сумасшедшего, мечтающего создать новую расу суперлюдей? Его реакция будет нормальной?

— Эй!

Мужчина опустил глаза, не в силах больше смотреть ему в лицо.

— Кирин… давай… отложим этот разговор на час…

Максим помотал головой:

— Я с тобой разговаривать и не собирался. Отведи меня к отцу.

Абиссинец медленно поднялся и завел руку назад, пытаясь нащупать ручку.

— Да, конечно, я вернусь через час. Подожди меня. Обработай раны… Элис и Далматинца здесь нет, так что придется говорить со мной…

— Что это значит? Меня похитили?! Как ты смог?

В момент, когда Максим вскочил, он наконец смог открыть дверь. Крик парня донесся до него уже из-за двери.

Максим поднял взгляд на камеру и сжал кулаки. Но через секунду разжал пальцы и направился к кровати, которая чудом уцелела после устроенного им погрома. Стряхнув с одеяла обломки и осколки, парень лег на спину и, положив руки под голову, закрыл глаза.

«Хватит… Наверно еще не время… Большего я не могу… Все выяснится рано или поздно…»

Быть запертым не самое страшное, такое случалось много раз. Навязанное ожидание не беспокоило его. Больше расстраивали странная реакция Капитана на его вопросы и отсутствие Элис. Особенно ее отсутствие.

«Почему он так сказал? Почему она не придет? И почему не рассказала все сразу, а устроила этот цирк? Каким образом я очутился здесь?»

Даже если ее и наказывали, она всегда приходила к нему, чтобы обработать раны. И поэтому его беспокоило случившееся с ними. Он осознавал, что память восстановилась не полностью, и им упущен важный момент их жизни.

Максим снова стал прежним. Менее чем за сутки, он вернулся на пять лет назад. Теперь его обычная жизнь казалась ему не более чем сном.

Абиссинец стоял, прижавшись к косяку двери. Время от времени он поднимал на нее взгляд, и сердце невольно замирало от страха. Он почти сделал это. Почти убил его.

«Черт!»

Мужчина поднял руки и соединил ладони вместе, чтобы хоть как-то унять дрожь. По спине пробегали холодные волны, заставляя тело содрогаться в невольной дрожи.

«Он действительно не помнит? Давно такого не было… Бл@дь! Бл@дь! Бл@дь! Если бы Кирин свернул мне шею, то был бы прав… Он ничего не знает, а, значит, все еще следует старым правилам… Но сегодня этот факт спас мне жизнь? Его замешательство спасло мне жизнь! Бл@дь, надо выпить…»

В его голове проносились все ругательства, которые он только знал. Абиссинец направился в зеленую комнату. Нужно было переварить случившееся прежде, чем принять решение о дальнейших действиях.

В зеленой комнате он удивленно смотрел на дело своих рук и не верил, что мог такое сотворить. События последних суток, казалось, произошли не с ним. Усевшись на уцелевший стул, наставник достал из кармана письмо и пожелтевшую фотографию младенца.

«Жива ли… моя дочь?»

Развернув листок, он бережно провел по нему ладонью, невольно улыбнувшись.

«Прости… Ты до сих пор ненавидишь меня?»

Абиссинец поднял голову и посмотрел в окно, пытаясь дотянуться взглядом за облака — туда, где его не ждали, но куда он очень желал попасть.

«Прости…»

Солнечные лучи ослепили его, и голова мужчины бессильно опустилась. Глаза заслезились от яркого света, заставив смахнуть их вместе с пришедшим наваждением из прошлого.

Тяжело вздохнув, он снова перечитывал ее письмо, ее последние слова ему: «Прости меня. Но это выше моих сил, я не могу справиться с этой болью. Она разъедает меня, унося последние крохи надежды на спасение. Наверно ты будешь зол на себя и обижен на меня. Но все же ты не смог защитить нас. Поэтому прими мою смерть, как должное. И живи! Я рада, что все закончится. Сил больше нет. Злись и обижайся. Изведись и презирай себя, пока живешь. Я больше не хочу делать этого. Я устала. Ты отнял у меня мою жизнь, самое дорогое, что она подарила мне. Что я могу отнять у тебя? Только твой покой… А ты забирай мою ненависть. Живи и страдай. Надеюсь, ты плачешь, читая мое письмо. Живи, но не становись никогда счастливым. И найди ее! Умоляю! Тогда, возможно, я прощу тебя. Я тебя…»

Абиссинец прикусил губу от сожаления. Уголок был намеренно оторван, и каждый раз он спрашивал себя, хотела ли его Таня, несмотря на ненависть, последний раз сказать о своей любви. Он снова посмотрел в окно.

«Я все еще ищу ее… И тоскую… Единственное, чего не могу… я не плачу… Прости…»

Абиссинец аккуратно сложил письмо и вместе с фотографией положил обратно в карман. Затем достал телефон и набрал номер Элис. Номер не существовал. Знал заранее, но все же решил проверить.

«И что я должен делать? Чего она хотела на самом деле?»

Он спрашивал себя снова и снова, не отвечая и не пытаясь найти ответ, настолько вопрос казался ему глупым. Все казалось неправильным и наигранным, хотя вполне логичным. У него, как и у Максима недавно, не хватало информации. Общение с Элис всегда создавало у него ощущение, будто вокруг нее полный вакуум, затягивающий всех находящихся поблизости людей в только ей созданную реальность, обволакивающую и лишающую правильных мыслей.

Возвращение детей сбило его с толку и вернуло в прошлое, вспоминать которое Абиссинец не хотел. Он соорудил за своей спиной стену из трупов и убежал, не дав себе ни разу оглянуться назад. И вдруг за один день прошлое сделало скачок вперед и настигло его словно лавина. Наставник понимал, что судьбы, оставшихся с ним людей, сейчас полностью зависели от него. Они верили ему и ждали от него верных решений. Но именно это обстоятельство и загоняло мужчину в угол, потому что от его действий снова зависели человеческие жизни. Восемнадцать лет назад одна ошибка отняла у него жену и дочь. Кого он потеряет сегодня?

Он продолжал сидеть, смотря в одну точку, не зная, что ему делать с призраками прошлого, превратившимися в живое настоящее.

— Абиссинец… — Единорог присел рядом и негромко спросил. — Ты не уверен?

Тот помотал головой:

— Нет, это не то.

— Тогда ты боишься? Еще не поздно отказаться.

— Тоже нет. Бывало и страшнее.

Заместитель кивнул:

— Тогда не торопись. Обдумай все. В любом случае, он никуда не денется. Мы можем