Ядовитые порошки клубились в воздухе, и глаза Дома щипало, но он продолжал сражаться.

Сораса была осведомлена о каждом приеме из арсенала амхара. Этих людей она знала лучше, чем семью, понял Дом, наблюдая, как она подмечает их слабые места. Старые травмы, старое соперничество. Она использовала эти знания в своих интересах, уничтожая одного амхара за другим, пока на поляне снова не повисла тишина, нарушаемая лишь предсмертным скрежетом металла и их собственным тяжелым дыханием.

– Стой.

Ноги последней амхара задрожали, и она рухнула, подняв одну руку, чтобы защитить лицо. Женщина лежала в луже собственной крови, веер клинков окружал ее, как венец. Второе ее плечо было вывихнуто и свободно болталось, но раны были поверхностными. Она не могла умереть от них, не без посторонней помощи.

Дом чуть отодвинулся, продолжая держать в руке свой двуручный меч. Но он не мог зарубить ее, не так. Сейчас она угрожала им не больше, чем сидящий в своей норе кролик.

Сарн оттолкнула убитого амхара, позволив ему упасть с ее кинжалом, все еще торчащим из груди. Ее лицо и руки были измазаны кровью, а разорванный плащ почти уничтожен. Дом вздрогнул, поняв, что Сарн лишилась и части волос, теперь они были отрезаны на затылке. Он осмотрелся и заметил толстую черную косу, она лежала в грязи, свернутая, словно забытая веревка.

– Кто оплатил контракт? – прорычала Сарн, подходя к последней живой амхара. – Кто купил смерть Корэйн ан-Амарат?

Убийца сделала дрожащий вдох.

– Ты и сама знаешь, – задыхаясь, выдавила она. Дом взглянул на Сарн. В ответ она посмотрела на него, ее глаза едва заметно блеснули, но он все понял по ее лицу.

«Таристан и Эрида послали за нами амхара».

Лежащая на земле убийца схватилась за свое сломанное плечо.

– Сораса…

– Агата, неужели ты просишь о пощаде? – прошипела Сарн. Ее взгляд был диким, почти безумным. Когда она заговорила, Дом увидел кровь на ее зубах.

Часто и тяжело дыша, он попятился назад. Последние лучи солнца пробивались сквозь деревья, поляна погружалась в тень.

– Стой, – снова взмолилась Агата, теперь уже тише. Ее взгляд метался между ними. Дом увидел в нем страх, а еще отчаяние.

– Бессмертный, – выдохнула она, удерживая его взгляд. – Ведь ты действуешь не так, верно?

Лицо Сарн исказило отвращение, и она ответила за него:

– Нет, Агата, – сказала она, засовывая руку в тунику, затем вытащила тяжелую нефритовую печать. – Так поступаете вы.

– Сораса…

Тяжелый нефрит раздробил кости и плоть, зеленый камень окрасился в алый, а крики Сорасы эхом разнеслись по тихому лесу. Дому пришлось оттаскивать ее от тела, но она уползла прочь, оставив в грязи окровавленную нефритовую печать.

На четвереньках она подползала к каждому мертвецу. Ее наполненные отчаянием крики переходили в наполненные отчаянием молитвы, неразличимые для ушей Дома. Не имело значения, убила их Сораса или Дом, она одинаково тщательно заботилась обо всех, что-то шепча над их телами, закрывая глаза павшим амхара или касаясь их бровей. У каждого из них она взяла какую-то мелочь. Лоскут от плаща, тычковый нож, кольцо. Она даже прижалась лбом ко лбу Люка, на долгий тихий миг оставшись в такой позе. То, что она сказала ему, предназначалось только для ушей Сарн и только для нее.

Дому хотелось удалиться, но он понял, что не в силах бросить Сорасу один на один с ее горем. Однако им все равно нужно было уходить. В предгорьях слишком быстро наступала ночь, тени сгущались до полной темноты.

– Сораса, – пробормотал Дом. Зовя ее по имени, он едва не запнулся, потому что произносил его крайне редко, и обычно со злостью. На этот раз он говорил нежно и ласково, в его голосе звучали нотки сожаления.

Она проигнорировала его.

Трижды он пытался убедить ее уходить, затем осторожно и медленно взял ее за плечи, а после поднял с земли. В последний раз, когда он дотронулся до нее таким образом, она пригрозила отрубить ему руки.

Сораса брыкалась, словно пойманная на удочку рыба, отчаянно сопротивляясь ему. Дом знал, насколько велика ее сила, поэтому крепко удерживал ее, прижимая спиной к своей груди. Он позволил ей рвать и метать в темноте ночи. Все эмоции, которые она хранила глубоко внутри, вырвались на поверхность и хлынули прочь. Плотина в ее сердце прорвалась, позволяя ярости и страданиям выбраться на волю. Сораса ругалась на айбалийском и дюжине других языков, которые бессмертный не мог разобрать, но смысл оставался прежним. Она оплакивала лежащих вокруг них мертвых, единственную семью, которую когда-либо знала, скорбела по единственному шансу вернуться в их ряды.

По последним частичкам своей души, потерянным ради Варда и во имя блага мира.

Голос отказал ей раньше, чем исчезла печаль, и ее губы безмолвно шевелились, произнося как молитвы, так и проклятия.

Дому хотелось дать ей возможность уединиться и скорбеть, но им была недоступна подобная роскошь.

Он обхватил ее голову руками, большими пальцами скользнув по скулам. Сораса казалась бесконечно хрупкой, ее кости были не тверже яичной скорлупы. Она старалась не смотреть на него, ее глаза метались.

– Сораса, – выдохнул он низким дрожащим голосом. – Сораса.

Продолжая безмолвно возносить молитвы, она медленно и неохотно посмотрела на него. Горе бушевало в медном пламени ее глаз. Это было все равно что смотреть в зеркало, и на мгновение Дому стало трудно дышать. Он увидел себя, оплакивающего Кортаэля, брата и сына, убитого у его ног. Свою собственную боль, слишком глубокую, чтобы от нее можно было избавиться или преодолеть. Неудачи, потери, ярость и горе. Все это он видел в ней так же ясно, как ощущал собственным сердцем.

– Спрячь боль, – сказал Дом, и у нее перехватило дыхание, а беспокойно вздымающаяся и опускающаяся грудь стала двигаться ровнее. Те же самые слова она говорила ему в пустыне, ее самый первый урок в Гильдии. – Прогони воспоминания. Они лишь мешают.

Сораса сдвинулась в его объятиях и с силой зажмурила глаза. Молитвы прекратились, губы сжались. Она снова начала дышать, теперь хрипло и прерывисто. А затем отвернулась, пытаясь освободиться.

Дом продолжал крепко удерживать ее, его бледные пальцы ярко выделялись на бронзовой коже. Кровь на ее щеках засохла и прилипла к его рукам.

– Сораса, нам нужно бежать.

«Остальные в опасности».

Сораса резко распахнула глаза и повернула голову, вынужденно кивнув. С силой сомкнув пальцы на запястьях бессмертного, она оттолкнула его.

Они не стали забирать лань. Этим вечером им предстояло поужинать без оленины.

Двое бросились назад так быстро, как только могли. Дом не позволял себе думать о худшем. «Больше амхара, больше убийц. – Он прыгал через траву, перепрыгивая через корни деревьев и уворачиваясь от веток, пока они пробирались обратно к холму. – Нет, сначала они пришли за нами, чтобы, убив нас, добраться до остальных». Сораса не отставала, ее руки двигались в такт с ногами. Ветки и трава