Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как верна старая русская традиция – посидеть перед дорогой, подумать – не забыл ли чего в спешке. Так и я: посидел, попил, поел, немного причесал мысли и внезапно вспомнил о цели своего приезда: Джонни! Мне же надо хоть что-то узнать про ту лабораторию! Совсем из головы вылетело с этими…
Я надел перчатки, отовсюду стёр отпечатки пальцев и принялся за обыск. (Пули от «Торуса» разлетались при попадании в цель вдрызг, поэтому их выковыривать смысла не было, я собрал только гильзы.) Включил ноут этого… ну… того. Там оказалось много разных фото и видео, в основном таких, от которых затошнило. Но нашлись и кое-какие старые. Незнакомые люди, здания, пейзажи. Архив был совершенно беспорядочен. Ещё какие-то печатные документы. Я не читая перебросил всю инфу на электронку свободного фотографа в Мехико. Больше ничего, похожего на нужную информацию, не нашлось. Да и найденное вряд ли представляло интерес. Жаль! Всё, что я ещё забрал – это казённые сто тысяч.
Я надел кепку, очки, поверх футболки накинул дождевик (На улице моросил дождик.), взял рюкзак и вышел на улицу. Народу на улице было мало, собаки уже не лаяли, и я спокойно пошёл искать второй адрес. По дороге выкинул пулю, гильзы и старую одежду, и через час звонил в респектабельную дверь с табличкой, написанной по-русски: «Профессор Григориефф В.» Дом был большой, старый, двухэтажный, сделанный на века. Дверь выходила сразу на улицу, без всяких заборов и собак. А вот похожий дом напротив был заброшен. Там не осталось ни одного целого окна, а на стене синей краской по-русски было написано: «Миру – Мир! Неграм – Хер!»
–Кто там? – раздалось в домофоне по-русски.
–Я – почтальон! Принёс записку от вашего мальчика! – ляпнул я первое, что вспомнилось.
Дверь тут же открылась. «Зачем им двери, если они их открывают любому, кто постучит?» – подумал я и вошёл. В холле было темно, и я не сразу различил человека, стоявшего на лестнице, ведущей на верхний этаж. Человек был сед, высок, стар, и держал в руках автомат.
–От которого мальчика? С каких пор мои мальчики стали писать мне записки? Вы не похожи на почтальона!
–Я не почтальон. Я принёс вам привет от госпожи Куренковой. Она велела кланяться и передавала большой привет.
–От Тани? Вы её знаете? Вы из России? Как вы тут очутились?
–Может, мы сядем и поговорим? А то как-то не люблю стоять под стволом.
Хозяин спустился вниз, подозрительно оглядел меня и задал ещё один вопрос:
–Что у вас в рюкзаке?
–Оружие, деньги, документы, одежда.
–И зачем вы приехали? Просто передать привет?
–Нет. Я проездом в Канаду. И приехал узнать про тех роботов, которых вы делали в вашей лаборатории тридцать лет тому назад. Есть люди, которые готовы заплатить приличную сумму за самую скромную информацию о том проекте.
Старик смотрел на меня, и я читал в его глазах борьбу чувств и мыслей. Во-первых, он не ожидал этого визита. Во-вторых, ему льстило, что про него вспомнили столько лет спустя. В-третьих, он не верил и боялся. Чтобы толкнуть глыбу в нужную сторону, надо лишь слегка её пнуть, дальше она покатится сама.
–Я готов заплатить вам сразу миллион долларов и пятьсот песо. Об остальной сумме можно потом договориться.
Я мельком оглядывал дом и приходил к мнению, что человек жил один, когда-то был очень богат, но теперь бедствовал. Он был худ, небрит, одет в плохо заштопанный халат. Явно штопал сам. Мебели мало, в шкафу доисторические бумажные книги по биологии, химии, медицине. Пыльно. Автомат Калашникова начала века. Но в отличном состоянии. Скорее всего когда-то официально куплен, а не найден на поле боя. Руки немного трясутся. Хорошо, что оружие стоит на предохранителе, и не факт, что он об этом помнит.
–Кому же потребовались те разработки? Русским? Тане? Канадцам?
–Василий… простите, не знаю отчества.
–Я тоже не знаю. Забыл за ненадобностью. Тут нет отчеств. Все мы тут Иваны без отечества. Можете называть меня доктор Григорьев.
Говорил он медленно, с заметным акцентом, вспоминая русские слова и иногда заменяя их английскими. Этакий рунглиш.
–Пусть будет так. Я вам хочу показать один снимок, прежде чем начну рассказывать.
Я достал ноут и нашёл там старое фото, где я сижу рядом с Джонни. Фото сделала мама на телефон, и оно лет пять болталось в том телефоне, прежде чем у мамы дошли руки перебросить его на ноут. Григорьев долго настраивал старческие глаза на экран, потом перевёл взгляд на меня:
–Этот мальчик – вы?
–Да. А этот робот всё детство уродовал мне психику. И много в том преуспел. Сюда мы ехали с Пашей Григорьевым, но на Гавайях ему оторвало ногу американской миной, он сейчас в госпитале. А я вот чудом уцелел и добирался до вас четыре года. По дороге я убил много людей, женился и сильно поумнел. Три часа назад в паре щелчков отсюда я убил своего отца Николая Бойновича. И всё! Из-за этой! Вашей! Драной! Куклы! – я встал, наклонился над дедом, зло прищурился и страшно процедил: – О, как меня любопытство одолело! Не хочешь душу перед смертью облегчить, Василий, мля, без отечества?
Старик достал из кармана несвежий платок, закрыл им лицо и всхлипнул:
–Я знал, что всё этим кончится. С самого начала сомнения были на душе. Вы меня сейчас…?
Он держал в руках автомат. В моих же не было ничего. Но его затрясло так, что я подумал – не вызвать ли скорую.
Дед уронил оружие, достал из кармана какие-то пилюли, кинул не глядя в рот и показал мне на стакан с холодным чаем на столе. Запил таблетки, сел в кресло и договорил, всхлипывая:
–Вы меня сейчас убьёте? Только не подумайте, что я испугался умереть, нет. В этом городе смерть уже давно никого не пугает. Просто прежде мне бы хотелось сделать пару звонков.
–У меня одно конкретное задание: добыть информацию о ваших разработках в сфере оболванивания людей с помощью игрушек. Приказа убивать кого-то у меня нет. Но если того потребуют обстоятельства – позвонить вы не успеете, Василий!
–Василий Васильевич! Меня зовут Василий Васильевич! Я американец в четвёртом поколении. Меня назвали в честь папы. Мой папа был редкостный боёб: он исхитрился разбиться насмерть на машине, которая была по самую крышу напичкана системами безопасного вождения. Перепутал дальний свет с пятой передачей! У мамы денег