– Да, но они не принимают к себе другие виды. Например, человека. И ты забываешь об одиночках. Они жили рядом с людьми ради взаимной выгоды, а после того, как почти не стало растительной пищи, мы начали больше охотиться. Даже собаки стали добычей, а не компаньонами. Ты ведь сам говорил: напарникам необходимо доверие.

– Удивлен, что это ты напоминаешь мне об этом.

Он помолчал, давая Самине проглотить шпильку, но вскоре спросил снова:

– А кошки?

– Кошки странные. Мне кажется, они уверены, будто это они нас приручили, и не посчитали нужным ничего менять.

Грифы, взволнованные тем, как долго пустырь не убивает путников, загаркали уж совсем жутко. Чтобы спугнуть их, Орис пнул округлый кактус, и тот взорвался – с писком, визгом и чернильным облаком. Птицы неуклюже разлетелись, а Самина отвесила юноше смачный Взгляд. Эдакий взгляд-подзатыльник.

– Знаете, для обитаемой планеты все это не нормально. – продолжал Эйден. – Она больна чем-то.

– Кажется, ты пытаешься осмыслить ее, как пациента.

– Вот именно. Если бы планета сидела в очереди к врачу, я бы сказал, что к психотерапевту. У нее явно стресс.

– Нет. Скорее уж судороги. – возразил Бензер, – Согласно официальной версии, экологическая катастрофа началась с отравления почвы.

– Чем?

– Яд веками не могут идентифицировать. Есть основания полагать, что он все еще там – токсичность флоры растет.

– Не могут идентифицировать? Вы шутите, что ли? – Эйден подобрал комочек земли прямо из-под подошвы. Он понюхал его и хлестнул языком. Орис округлил глаза, Бензер скривился. Самина уже привыкла. Андроид нахмурился и положил одну крупинку в нейроспектраль.

– Прямо сейчас там ничего нет. – робот прокручивал виртуальные браслеты уже в третий раз, перепроверяя. – То есть ваша почва почти один в один как на Ибрионе, но поверьте, у нас вообще нет ядовитых растений. А когда это произошло?

Самину распирало от желания поделиться с ним собственной версией событий. Но она была согласна с Сиби: было слишком опасно выносить это на обсуждение с кем попало. Она попыталась ответить максимально обтекаемо.

– Ну… примерно так… лет восемьсот назад.

– М-м. Это когда Хмерс вдарил магнетаром по системе Глизе-667?

Странно было надеяться, что император плохо знает историю противника. И куда страннее – что робот не сопоставит числа. Отсутствие срока давности для хлама в памяти – дар и проклятие всякой машины. Это в нашей голове мусор подробностей гниет, как прошлогодняя листва. Искусственный разум тащит цвет, форму, вкус и запах каждого ляпсуса через всю цифрогребаную жизнь.

– У Самины родилась отступническая идея, что предок ее отчима отравил планету своим оружием. – вмешался Бен. – Я думаю, она закончит свои дни на арене, раздавленная андроидом.

– О, я не сомневаюсь, что моего палача запрограммируешь лично ты! – ощетинилась девушка, и Эйден настроил академический тон, чтобы в корне пресечь грызню.

– Мне доставляет извращенное удовольствие наблюдать, как вы культивируете свою нежность. Но я хотел бы напомнить, что отравление подразумевает что-то лишнее в организме. Вы говорите, токсичность растет, но в образце ничего такого нет. Вполне себе гармоничный состав для планеты с углеродной формой жизни.

– Я же говорила!

– Да что это за анализ вообще – языком лизнул!

– Я его не лизал, Бюрлен-Дукк. Вообще-то я могу определить любое вещество в обитаемой вселенной – от слюны альдебаранской креветки до отрепетированной лжи. А что касается вашей почвы – там скорее… нехватка чего-то. Но не могу понять, чего именно.

Орис махнул рукой, искренне желая прекратить спор:

– Значит, магнетары, то есть управление ими, не выделяет, а тратит какой-то невосполнимый ресурс. Хурма гуавы не слаще, если мы не знаем, что же это.

То ли здравое замечание пришлось кстати, то ли тема действительно исчерпала себя, но какое-то время все шли молча.

Неладное почуяли каждый по-своему, но одновременно. Навигатор Бензера перестал строить маршрут. Военный компас Ориса (древний механический, он стащил его на кафедре истории) хаотично крутил иглу. Юноша потряс его и ударил пару раз о ладонь, но тот все равно посылал к дьяволу, а не на север. У Самины заныло в висках: ее всегда беспокоили магнитные бури. Она еле плелась, в ушах нарастал гул. Девушка припомнила слова Бензера о роботах, что теряли разум в этих краях, и украдкой взглянула на андроида. Внешне тот не выказывал дискомфорта. Но на краткий миг замедлил шаг и прикрыл глаза, и это не ускользнуло от кибернетика.

– Вы как, в порядке? – осторожно заикнулся Бензер, хотя вопрос был риторическим. Он уже видел, что нет, не в порядке.

– Нет, – подтвердил Эйден и, помолчав, объяснил, – Это пока не заметно, но мозг сигнализирует о непрерывном процессе адаптации. Так как она не прекращается с момента прилета, тело расходует слишком много ресурсов.

– И когда они исчерпаются…

«Я обернусь исполинской гидрой и буду срать через рот».

– Дестабилизируются двигательные функции. Я это уже проходил. Мозг будет работать в ущерб реакциям, чтобы сохранить личность.

– Точно? – переспросила Самина. – До пещер еще долго, и если ты станешь эмоционально нестабилен…

– То очень удивлюсь, ибо думал, что давно достиг в этом дна.

Эйден ускорил шаг, а кибернетик еле слышно хмыкнул:

– Да ладно, скорее уж он станет нормальным. Эдаким милым во всех отношениях парнем и приятным собеседником. Вот тогда пиши пропало.

– Это не смешно, Бен. Просто делай свою работу. Следи за ним.

– Я все слышу, – андроид полуобернулся к ней на ходу и приподнял бровь. Этот вопрос в его взгляде был слишком каверзным, и девушка пропустила вперед кибернетика, чтобы затеряться.

Эйден не то чтобы беспокоился. В конце концов, недоверие девчонки было наименьшей из его проблем. Но и забавным он его уже не считал. Биолог старалась быть подальше от него и даже не скрывала этого. Она была на грани срыва – сильнее, чем когда-либо. Казалось, еще чуть-чуть, и она посадит брата к себе в рюкзак, лишь бы тот не попадался на глаза роботу.

Дорога становилась тяжелее, и вскоре девушка провалилась ногой в кротовую нору. На участке поля, где они шли, повсюду выглядывали из-под земли песчаные холмики. Далеко не под каждым из них пряталась хищная зверюга, но Самине повезло. Чувствуя, как вены распирает адреналин, она выдернула ногу и затрясла ботинком. За самый его кончик уцепился крот. Серое бархатное тельце болталось в воздухе, тихо рычало, но не разжимало зубов. Девушка запрыгала на одной ноге и попыталась отстегнуть с пояса электрошокер, но тот застрял в креплении.

– Убери его от меня! – кричала она Бену, – Убей его!

Бюрлен-Дукк выхватил лазер и замешкался, выбирая минимальную мощность. Он сомневался в своей меткости и боялся отстрелить невесте ногу. Орис подскочил первым, с кинжалом наголо. Пока брат ловил пляшущий ботинок Самины, крот перебирался выше. Подслеповатый, он не понимал, насколько крупным был его потенциальный обед, и не собирался расставаться с ним. Может быть, на брюках девушки остался запах ее мышей, и зверь упорно отказывался верить в то, что уцепился за что-то большое. Наконец Орис резанул пару раз наугад, но не попал. Не попал по хищнику, но испортил и без того искусанный ботинок. И тут беззвучно выстрелил лазер Бензера. Несколько коротких лучей, один за другим, взрыли кратеры справа и слева от Самины. Она взвизгнула, сжалась в комок, а крот наконец сообразил, что ему здесь не рады. Он разжал маленькие челюсти и бросился наутек. На его пути – чуть поодаль – скучал, не меняя позы, андроид.