Они прошли мимо обелиска Вашингтона и направлялись к Капитолию, когда Лютер наконец прервал молчание.

– Я попал в переплет, Джек. Пока что все еще не так плохо, но у меня такое чувство, что станет гораздо хуже, и произойдет это скорее раньше, чем позже. – Старик не смотрел на него; казалось, его взгляд был устремлен на массивный купол Капитолия. – Сейчас я еще не знаю, как все пойдет дальше, но если случится так, как я думаю, тогда мне понадобится адвокат, и я хочу, чтобы это был ты, Джек. Мне не нужен пустобрех, не нужен зеленый новичок. Ты – лучший адвокат из всех, кого я только видел, а уж поверь мне, повидал я их на своем веку немало.

– Лютер, я больше этим не занимаюсь. Сейчас я составляю бумаги, готовлю сделки…

До Джека только сейчас вдруг дошло, что он теперь скорее бизнесмен, чем юрист. Мысль эта не особенно его порадовала.

Казалось, Лютер не услышал слова Грэма.

– Это будет не благотворительность. Я тебе заплачу. Но мне нужен человек, которому я могу доверять, а ты – единственный, Джек, кому я доверяю. – Остановившись, он повернулся к своему спутнику, ожидая ответа.

– Не хочешь объяснить, в чем дело?

Уитни истово покачал головой.

– Только если меня припрет. От этого не будет хорошо ни тебе, ни кому бы то ни было еще. – Он пристально посмотрел Джеку в лицо, и тому стало не по себе. – Должен тебя предупредить, что если ты возьмешь на себя мою защиту, это будет очень опасно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, Джек, что в этом деле нам может серьезно достаться. Очень серьезно, вплоть до билета в один конец.

Грэм остановился.

– Если тебе в задницу вцепились такие люди, наверное, лучше договориться со следствием, заключить соглашение и исчезнуть в рамках программы защиты свидетелей. Так многие поступают. Ничего оригинального тут нет.

Лютер громко расхохотался. Он смеялся так, что закашлял. Затем, согнувшись пополам, исторг из себя то немногое, что было у него в желудке. Джек помог ему выпрямиться. Он почувствовал, что старика всего трясет. Но не понял, что трясет его от ярости. Эта вспышка настолько не вязалась с характером Лютера, что у Грэма по спине пробежали мурашки. Он обнаружил, что его прошиб пот, несмотря на то, что дыхание образовывало облачка пара в холодном ночном воздухе.

Лютер взял себя в руки. Шумно вздохнув, он смущенно посмотрел на Джека.

– Спасибо за совет, пришли мне счет. Мне пора идти.

– Идти? Черт возьми, куда ты пойдешь? Лютер, я хочу знать, в чем дело!

– Если со мной что-нибудь случится…

– Проклятие, Лютер, я устал от этой игры в шпионов!

Глаза Уитни сузились до щелочек. Уверенность внезапно вернулась, приправленная злостью.

– Джек, я ничего не делаю просто так. Если я сейчас не выкладываю тебе все, поверь, на то есть веские причины, черт побери. Возможно, сейчас ты ничего не понимаешь, но я стараюсь сделать все так, чтобы максимально тебя обезопасить. Я вообще не стал бы тебя втягивать, но только мне нужно знать, пойдешь ли ты за меня в бой, если возникнет такая необходимость. Потому что если ты не пойдешь, забудь про этот разговор – и забудь про то, что вообще знал меня.

– Ты не можешь говорить это серьезно.

– Я абсолютно серьезен, твою мать!

Какое-то время они стояли, глядя друг на друга. Деревья у Уитни над головой уже сбросили почти все листья. Их голые ветви тянулись в небо подобно застывшим зигзагам черной молнии.

– Я с тобой, Лютер.

Рука старика на мгновение погрузилась в руку Джека, и в следующую минуту Лютер Уитни уже скрылся в темноте.

* * *

Такси высадило Джека перед жилым зданием. Телефон-автомат стоял напротив. Грэм выждал немного, собираясь с силами и с духом для того, что собирался сделать.

– Алло? – Голос был заспанным.

– Кейт?

Джек отсчитывал секунды до тех пор, пока ее рассудок не прояснился и не идентифицировал голос.

– Господи Иисусе, Джек, ты хоть знаешь, который сейчас час?

– Я могу к тебе зайти?

– Нет, не можешь. Я полагала, мы решили этот вопрос раз и навсегда.

Грэм помолчал, набираясь решимости.

– Дело не в этом. – Пауза. – Речь идет о твоем отце.

Он не смог интерпретировать продолжительное молчание.

– Что с ним? – Тон оказался не таким холодным, какой ожидал услышать Джек.

– У него неприятности.

– И что с того? – Теперь знакомый тон вернулся. – Черт возьми, почему тебя это до сих пор удивляет?

– Я хочу сказать, у него серьезные неприятности. Он только что до смерти напугал меня, не сказав на самом деле ничего определенного.

– Джек, сейчас уже поздно, и во что бы там ни был замешан мой отец…

– Кейт, ему страшно – я хочу сказать, по-настоящему страшно. Настолько страшно, что его вырвало.

И снова последовала долгая пауза. Джек следил за мыслями Кейт, думающей о человеке, которого они оба знали так хорошо. Лютер Уитни напуган? Это что-то невероятное. Его ремесло по своей природе обязывало обладать стальными нервами. По своему характеру человек мирный, Лютер всю свою взрослую жизнь провел на грани опасности.

– Ты сейчас где? – В голосе Кейт прозвучало напряжение.

– На улице, прямо напротив тебя.

Подняв взгляд, Джек увидел, как стройная фигура приблизилась к окну и выглянула на улицу. Он помахал рукой.

Дверь открылась на его стук. Кейт тотчас же отступила на кухню, откуда донесся грохот чайника, шум наливаемой воды и звук зажегшегося на плите газа. Оглядевшись вокруг, Грэм остался стоять в прихожей, чувствуя себя немного глупо.

Через минуту Кейт вернулась. Она накинула толстый махровый халат, доходящий до щиколоток, и осталась босиком. Джек поймал себя на том, что смотрит на ее ноги. Перехватив его взгляд, Кейт посмотрела ему в лицо. Грэм отвел взгляд.

– Как лодыжка? – Он улыбнулся. – Выглядит в полном порядке.

– Время позднее, Джек, – нахмурившись, строго напомнила Кейт. – Что с отцом?

Пройдя в крохотную гостиную, Грэм сел. Кейт устроилась напротив.

– Лютер позвонил мне пару часов назад. Мы перекусили в знакомой тебе забегаловке у Восточного рынка, после чего отправились гулять. Он сказал, что ему нужна от меня одна услуга. Сказал, что у него неприятности. Серьезные неприятности. Кто-то хочет сделать ему очень плохо. Навсегда вывести из игры.

Чайник засвистел. Кейт вскочила. Джек проводил ее взглядом. При виде ее идеального округлого зада, проступающего сквозь халат, на него нахлынули воспоминания, от которых ему хотелось избавиться навсегда.