Готов спорить, что смогу его сделать.

– Я пытаюсь помочь Сэм Келемен.

– Знаю, – нетерпеливо бросил он. – Может, перейдешь к делу? В версии для Си-эн-эн, пожалуйста.

– Мы ликвидируем фонд фондов Чарли. Ей нужны деньги. Она на мели. – Говорить ему о моем переводе на 75 тысяч долларов ни к чему. – Чарли инвестировал в «АРИ Капитал»?

Это достаточно быстро?

Если бы Романов ответил «да», это стало бы моим первым позитивным шагом к освобождению всех активов, запертых в фонде фондов. Поток денег мог бы решить уйму проблем. Сэм не пришлось бы тревожиться об аренде. Бетти – о Фреде. Лайле – об 11,25 миллиона долларов. А мне – о письме с моей фальшивой подписью.

Кто сказал, что деньгами счастья не купишь?

– Нет, – ответил Романов, разглядывая свои ногти – кривые и потрескавшиеся от перипетий на ринге. – Чарли просил меня взять его деньги. Я сказал «нет».

«Проклятье», – подумал я.

– Почему?

– Слишком ненадежно. Стоит выдаться скверному году, и фонд фондов пойдет с протянутой рукой. Никакой лояльности.

Один скверный год, и тебе кранты, дружок. Богатые инвесторы покинут тебя не менее быстро.

– Интерес «Келемен Груп» к АРИ кажется мне странным.

– С чего бы это?

– Чарли собрал большое досье на АРИ. Смахивает на проверку благонадежности.

– Вот как?

– У него был список твоих акций, а также твой проспект эмиссии.

Я вдруг осознал, что разговор направляет Русский Маньяк. А я выкладываю информацию добровольно.

Окружающие талисманы Гарвардского клуба подвели меня. Я поглядел на большого бородавочника, висящего на стене. Его клыкам уже не пролить даже тофу на салат, не то что кровь на траву.

И поделом.

Романов говорил, и звук был такой, будто он играл на контрабасе гласными и глаголами.

– Чарли был заинтересован в моих компаниях. Как и все прочие, – заметил он, будто излагая математически доказанный факт. – Откуда ты знаешь, что у Чарли был список акций?

Еще вопрос, безмолвно отметил я. Выжимает из меня информацию.

– Я же сказал. У меня его папка.

– Понятно. – Сложив руки, Романов сплел пальцы в вольную интерпретацию замка. Выглядел он круче склонов Канченджанги. Эти чудовищные руки. Эти потрескавшиеся ногти.

– Гровер, – наконец сказал он, – зачем ты мне все это говоришь?

– Чарли слишком вертел жопой. – Я тотчас же пожалел о неудачном выборе слов. – Я толком не знаю, что он делал. Но он втянул меня в бардак, который я пытаюсь разгрести. – Слова мои растворились в рафинированной атмосфере Гарвардского клуба. – Я говорил с Лайлой Приоло…

– Идеальная вторая жена, – перебил он. Его глаза похотливо сверкнули, транслируя дикую похоть, объединяющую всех мужчин. Этими словами Романов хотел нащупать общую почву – братство во блуде.

Не заинтересован, дружок. Мне надо собственную задницу спасать.

– Лайла дала мне рекомендательное письмо за моей подписью, – пояснил я, не клюнув на крючок Романова. – Чарли гарантировал инвестиции ее семьи, а они просили у него справку о кредитоспособности.

– Ты поручился за «Келемен Груп»? – со сдержанным удивлением поинтересовался он.

– В том-то и загвоздка. Я письма не писал.

– Тогда и проблемы нет, – легкомысленно заключил он.

– Чарли подделал мое имя. Не знаю зачем. Не знаю, что это означает. И не жду ничего хорошего.

– Это проблема, – признал Романов.

– Здорово, правда?

– А я-то тут при чем? – спросил он с чувствительностью посла, почуявшего в атмосфере асссамблеи ООН чей-то зловонный пук.

– Наверное, ни при чем. Я думал, у тебя могут быть какие-то сведения. Ну, и другое тоже.

– То есть?

– Рядом с одной из компаний твоего портфеля Чарли сделал пометки.

– Какой именно?

– «Рагид Компьютерс».

– И что за пометки?

– Ничего особого. Написал 31.12 и 30.11. Смахивает на целевой курс.

– Целевой курс?! – фыркнул Романов. – Если «Рагид Компьютерс» подымется севернее двадцати долларов, я смогу купить Бермуды.

– Целиком?

– И еще сверх того.

– Чудесно.

– Ты принес его записки? – поинтересовался Романов.

– Нет.

– Можешь забросить мне его папку в понедельник? Хотелось бы взглянуть.

– Конечно.

Романов поднялся со стула, этим движением односторонне объявляя, что встреча закончена.

– Если ты не против, меня ждут выходные.

– Понял. Спасибо, что пришел.

Спасибо за третью степень с пристрастием, чурбан.

– Гровер, – откликнулся он, приостановившись у двери.

– Да?

– На твоем месте я бы подхалтуривал запугиванием. – По-боксерски молниеносно он похлопал меня по щеке ладонью – еще не пощечина, но достаточно ощутимо. – Некоторые на попятную не идут. Мы поняли друг друга?

Швейцар жестом пригласил к двери. Ему не терпелось, чтобы мы покинули Гарвардский клуб. Он видел не столь уж дружественное похлопывание Русского Маньяка.

Тебе не продержаться и трех раундов, браток.

Мы вышли. Романов направился к Пятой. Я – к Шестой. Я еще успевал присоединиться к своему велоклубу. Летом мы выезжаем вечером на покатушки каждую пятницу. На велике мне думается лучше всего. Но в тот вечер никакой боли в мышцах и легких не хватило, чтобы затушевать то, что донимало меня на самом деле.

Щека горела у меня всю ночь.

В субботу утром июльское солнце озарило мои простыни, легло горячими прямоугольниками на деревянные полы моей спальни. Яркие лучи приподняли мне веки и окатили жаром тело. Облаченный только в боксеры и щетину, я поскреб живот и потянулся, пробуждаясь. Просто чувствуя. Не думая. Наслаждаясь последними минутами сладкой дремы. Лениво и плавно входя в день.

Не тут-то было. Три имени зарикошетили у меня в голове, мечась во всех возможных направлениях.

Чарли Келемен. Алекс Романов. Пэтти Гершон.

Некогда нежиться в постели. Я выудил из бельевой корзины выцветшую рубашку-поло и шорты цвета хаки и поспешил в «Старбакс» на Бродвее с компьютером под мышкой. Очереди почти не было, и я вооружился чашкой мокко размером с бочонок. От СКК разумнее было держаться подальше. Гершон частенько работает в конторе и по выходным.

Кто же заботится о ее детях?