– Крюиксхэнк, это Ковач. Ты на связи?

– Что еще делать бедной девушке? Где ты, Ковач?

– Только что установили шестой номер. Ищем место для пятого. Полагаю, скоро будем в прямой видимости. Не забывайте ставить свои метки так, чтобы они читались.

Я услышал, как она возмущенно фыркнула:

– Только не надо. Не надо бабушку лохматить. Ковач, тебя сколько раз убивали?

– Не один раз, – сознался я.

– Ну так и заткнись, пожалуйста, на хрен.

– До скорой встречи, Крюиксхэнк.

– Не попадись мне первым. Конец связи.

Сунь наконец забралась на гравицикл.

– Ты ей нравишься, – сообщила она, обернувшись ко мне через плечо. – Кстати, просто для информации: Амели и я провели больше полночи, слушая о том, что она с тобой сделает, окажись вы в запертой спасательной шлюпке.

– Хорошо, что предупредила. Надеюсь, ты не поклялась хранить ее тайну?

Сунь завела мотор, и над нами встал на место ветровой щиток.

– По-моему, идея как раз обратная: чтобы мы рассказали тебе, и как можно скорее. Знаешь, эта девочка – с Лимонских гор под Латимером. Насколько я помню, тамошние красотки не берут в голову, если нужно взять… – Она повернулась ко мне:

– Это ее слова, не мои.

Я идиотски ухмыльнулся. Сунь продолжала, не отрываясь от управления:

– Понятно, откладывать ей не стоит. Еще несколько дней – и ни у кого из нас вообще не останется как-нибудь стоящего полового чувства.

Шутки кончились. Моя улыбка увяла сама собой.

Взлетев, мы медленно пошли над гребнем гор, держась со стороны моря. Полет на гравицикле доставлял удовольствие даже с тяжелогружеными багажными отсеками. Несмотря на встречный ветер, мы разговаривали, не напрягаясь.

Внезапно Сунь спросила:

– Как думаешь, наш археолог откроет ворота? Кажется, она обещала.

– Если не она, тогда кто?

– Кто, если не она, – задумчиво повторила Липин.

Я тоже задумался и вспомнил о лечении психодинамики Вордени. Казалось, тогда с нее сняли давно засохшую повязку, плоть под которой уже начала разлагаться. Но внутри ее психики оставалось целым ядро, не затронутое повреждениями и сохранившее способность к сосредоточенному действию. Способность, позволившую выжить.

В тот момент рана еще не затянулась, и Вордени плакала. Но плакала с широко раскрытыми глазами. Сидела, сжав кулаки и стуча зубами, пытаясь бороться против сна. Когда время пробуждения пришло, Вордени очнулась сама.

Обращаясь к Сунь, я сказал:

– Не сомневайся. Она это сделает. Без вопросов.

– Уважаю твое доверие. Странно искать веру в людей у того, кто столько лет убивал в себе это качество.

– Это вовсе не вопрос веры. Обычное знание. А между ними – огромная разница.

– Можно понять так: способности Посланников дают им тайные пути для преобразования одного в другое.

– Кто сказал, что я был Посланником?

– Ты сказал. – Я отчетливо различил в ответе Сунь веселые нотки. – Да ладно… Я же слышала ваш разговор с Депре.

– Умная девочка.

– Спасибо за комплимент. Так я права?

– Нет, на самом деле все иначе. Откуда такие слухи?

– Моя семья происходит с планеты Дом Хань. Там называли Посланников по-китайски… – Сунь произнесла набор из трудновоспроизводимых слогов. – …Что означает: "Делающий факты из веры".

Я только хмыкнул. Что-то подобное уже приходилось слышать лет двадцать назад на Новом Пекине.

– Удивлен?

– Брось, это неправильный перевод. Оружие Посланников – интуиция, усиленная совершенной нервной системой. Ну, понимаешь… Собираешься выйти на улицу. Небо ясное. Тем не менее надеваешь куртку, повинуясь безотчетному импульсу. И потом идет дождь.

Она полуобернулась на сиденье, одна бровь поднята вверх:

– Везение?

– Если бы. Более вероятно, что у каких-то систем твоего тела или у мозга имелась информация, расходившаяся с первой оценкой погоды. И они сумели протолкнуть эти данные сквозь запрограммированный заранее барьер супер-эго. Посланников учат тому, каким образом "перехватывать" такие послания, обращая на пользу тому самому супер-эго, улучшая твои подсознательные реакции. В смысле веры не происходит вообще ничего. Это… Ощущение некоей сущности, лежащей уровнем ниже. На такой основе можно выстраивать связи и даже создавать своего рода скелетную модель истины. Модель позволяет возвращаться к анализу снова и снова, заполняя пробелы собственных знаний. Столетия назад подобным образом действовали наделенные интуицией детективы. Здесь мы имеем усовершенствованную версию их подхода.

Внезапно я понял, что смертельно устал от собственных излияний. От потока определений, поверхностных, едва связанных с реальными чувствами, и с тем делом, что приносило хлеб насущный.

– Сунь, расскажи – как тебя занесло в эти места?

– Мои родители занимались биоанализом и работали по контракту. Сюда попали по остронаправленному лучу вскоре после того, как началось заселение Санкции IV. Их лич-ности – не тела, разумеется. Тела достались обычные, со склада "Сино" на Латимере. Что было частью контракта.

– Они еще живут здесь?

Она словно сжалась.

– Нет. Несколько лет назад переехали на Латимер. Контракт принес им деньги.

– Ты не захотела уехать с ними?

– Я родилась на Санкции IV. Это мой дом. – Сунь посмотрела на меня, снова обернувшись через плечо:

– По-моему, тебе никогда этого не понять.

– Да неужели? Я видел места похуже.

– Правда?

– Чтоб я сдох. Например, Шарья. Стой! Справа! Сворачивай!

Гравицикл нырнул вниз и заложил вираж. Отличная реакция, учитывая новое тело Сунь. Повернувшись на сиденье, я стал всматриваться в горный пейзаж. Руки сами собой легли на турель "Санджетов", вывесив стволы лазеров горизонтально. В движении автоматика утрачивала точность, а времени на тонкое программирование у нас не было.

– Наблюдаю движение. – Я включил микрофон. – Крюиксхэнк, отмечено какое-то движение. Присоединитесь?

Наушники немедленно проскрипели ответ:

– Мы на подходе. Оставайтесь там.

– Вы это видите? – поинтересовалась Сунь.

– Если бы видела, начала бы стрельбу. Что видите в прицеле?

– Пока ничего.

– Это хорошо…

– Думаю, да…

Мы выскочили на вершину холма, и тут Сунь принялась сыпать ругательствами, по-моему, на мандаринском. Спускаясь с холма вниз, она вела гравицикл над самой землей, не более чем в метре от поверхности. Через плечо Сунь я старался разглядеть то, что видели мы оба.