Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но медбрат на удивление спокойно и даже доброжелательно кивнул и уронил:
– Мы уведомили вашего отца и Первое Управление о том, что вас нашли. Ждите гостей, дорогуша.
И подошёл к следующему пациенту, оставив на столе поднос с пресной кашей на воде и двумя ломтиками хлеба.
Как же ужасно болеть.
Каша склизкими комочками спускалась по пищеводу, пока я смотрела на сидящего напротив меня лэра Драккари. Тот сверлил меня недоверчивым и даже каким-то ироничным взглядом, отчего я давилась кашей ещё больше. Но вскоре пытка закончилась, и последний комок был с боем проглочен.
– Вот и умница, поправляйся. – Преподаватель положил возле кровати мою сумку с вещами. Ту самую! Но как? – Её нашли вместе с твоей красной пандой, – добавил он, отвечая на невысказанный вопрос.
– Пандой? – глупо повторила я. – У меня никогда не…
И тут сумка зашевелилась, и из неё выползла Орни.
– Малышка! – нежно погладила Орни за ушками, а потом до меня дошло. – Но… это же… хорёк?
Растерянность быстро сменилась жутким стыдом. Ну вот как? Как такое возможно? Кто вообще эти его панды?
– Но ведь… это… как? Почему?
Мой научный руководитель лишь развел руками.
– Ладно, поправляйся там. И всё такое. Мы с тобой ещё поговорим.
И ушёл, насвистывая ненавязчивую песенку. Удивительно беззаботный человек. Не чета нэко. С грустью вздохнула вслед закрывающейся двери.
Чтобы ощутить холодок по коже даже раньше, чем Орни успела спрятаться в сумке.
Два сотрудника Управления переглянулись между собой, будто обсуждали план действий. И мне это совсем не нравилось.
Может, притвориться больной?
«Нет, они же видели только что, как ты общалась с практикантом».
«А с тобой, Орни, мы отдельно поговорим!»
Первое, что бросилось в глаза, это неброская одежда. Немаркая. От такой, наверное, кровь хорошо отмывается. Не знаю почему, но мне живо представилось, что это точно такие же ребята, ладные и бритоголовые, которые держали маленькую девочку. А после ударили ту по лицу, чтобы замолкла.
«Мама, не надо! Я больше не буду!»
Стряхнула вязкие, как слизь, воспоминания. Демоны в человеческом обличье приближались, в то время как мой персональный «демон» куда-то запропастился.
– Здравствуйте, госпожа Бриар, как ваше самочувствие?
Горстка банальных вопросов листьями осыпалась в лекарство, которое принёс врач. А я и не заметила. Пока пила этот холодный зелёный напиток, в голове стало так кристально чисто. Будто я оглохла и ослепла одновременно. Где-то внутри Дар с бешеной силой преодолевал пустоту, а я как на духу выложила всё, что знала.
Удивительно легко давался разговор: ни паники, ни дрожи. Голые факты. Как прошла через неизвестную проверку, как встретила в коридоре мадару, а после и вовсе выложила про подземелье почти всё.
«Не говори им ничего! Это ловушка! Нора! Нора, ты меня слышишь? Не говори!»
Пошли вопросы про меня лично, и Орни тут как тут. Я силилась ответить, но захрипела, расплескав остатки жидкости.
Кашель душил меня, пока сквозь хрипы не выкрикнула:
– Лекаря! – и судорожно вздохнула. Неизвестные из Управления довольно быстро исчезли, едва не прихватив мою сумку в качестве «вещественного доказательства», но вовремя подоспевшие госпожа Тэт и лэр Драккари не дали этого сделать.
Боги мои, как хорошо, что они ушли!
– А вас, госпожа Бриар, невозможно оставить одну, тут же находите себе неприятности.
Его светлые, идеально уложенные волосы блестели глянцем и немного покачивались в такт нравоучениям практиканта.
– Вот скоро придёт ваш отец, а вы… – Рик тяжело вздохнул и заправил выбившийся локон за ухо. – Я пока посижу здесь, чтобы никто вас не тревожил.
На удивление, он не спрашивал ни о том, что произошло со мной за эти два дня, ни о чём-либо другом. Зато он успел рассказать множество баек из своей бурной молодости, пока мы сидели.
– Да уж, ты так говоришь, будто самому глубоко за семьдесят и бурная молодость позади, – хмыкнула я, на что практикант, с которым мы как-то незаметно перешли на ты, лишь подмигнул.
Удивительно жизнерадостный человек, когда не на работе.
– Мне пока непривычно натягивать на себя маску «сурового профессора, блюстителя морали», – он состроил уморительную физиономию, и я прыснула со смеху. Вот уж действительно!
– Кстати, о суровом. Как вижу, ты не просто так брала книгу про артефакты, – он кивнул на сумку, в которой, по предположениям практиканта, должна находиться Орни. Не знал он, что та уже убежала добывать себе пищу. – Мы могли бы вместе изучить всю доступную информацию. Если ты не против, конечно.
И ни грамма смятения, и выражение лица хитрое-хитрое, какое частенько присутствует у бакэнэко.
– Я подумаю, – ответила я в том же духе. И улыбнулась.
Лэр Драккари, то есть Рик (Орни на этом моменте хихикнула, за что я на неё мысленно шикнула), протянул мне пластинку – кругляш с изображением памятного «хорька». Теперь понимаю, насколько вопиющей и неловкой была моя ошибка.
Маленькая, почти плюшевая мордочка с идеально прорисованными шерстинками, разводы на щеках, тёмные пятна на лапах, которые подняты вверх в смешном жесте, – совсем не похоже на юрких и хитрых хорьков.
По правде сказать, ни тех ни других в реальной жизни я не видела – обо всем и чуточку больше узнавала из книг или же из рассказов папы, который до встречи с мамой много путешествовал.
Папочка, наверное, единственный, кого я хотела видеть больше всего на свете. Столько испытаний на мою несчастную голову, даже и представить трудно. Даже когда лэр Драккари ушёл, оставив после себя туман сомнений, я продолжала сжимать в руках подаренный кругляш и думать о Даре. Пульсирующая страшная пустота зияла на месте пусть и нестабильных искр.
Орни снова убежала, оставив вопросы без ответов. Вот так всегда.
Я ненадолго уснула, да так крепко, что пропустила перевязку и приход папы.
– У вас чудесные родители, – госпожа Тэт с большой пластиной в одной руке и ручкой в другой что-то для себя отмечала, – а в наше время это большая редкость. Цените своих, они у вас вон какие.
Я совершенно ничего не понимала, какие родители? В смысле, неужели мама с папой, пока меня не было, сошлись? Но это же невозможно: папа поклялся, что «проклятой искательницы наживы» больше не будет в его доме. И теперь такое… Меня же не было всего три дня. Или всё-таки больше?
Стало неимоверно грустно, так, будто весь мир подёрнулся серой плёнкой: вроде и