– Ну вот, – глянув на обступившие дорожку деревья, Янис потеребил плащ. – Приехали, слезай. Вон по той тропке теперь.

Привязав лошадь к старой рябине, Отто деловито прихватил подмышки оба бочонка и осведомился, далеко ли идти?

– Да рядом тут, – его спутник сорвал с рябины веточку – отмахиваться от комаров. – Но все время в гору. Зато потом – под гору, ага.

Златокудрый жмудин все же был крепким парнем. Сопел, но бочонки тащил, что и понятно – своя ноша не тянет. Уже совсем скоро узенькая тропа вывела приятелей к серому покосившемуся плетню, за которым виднелись хижина и сарай.

Велев своему дружку ждать, Янис подошел к плетню и негромко позвал:

– Эй, Вашко! Это я.

На зов из хижины выглянул длиннорукий малый с вытянутым землистым лицом и в странной одежде – длинном белом балахоне, испачканном подозрительными бурыми пятнами.

– Кого еще тут носит? – неприветливо щурясь, парняга поднял топор, валявшийся рядом с хижиной… и вдруг удивленно хмыкнул:

– Янис? Ты… ты зачем здесь? Здесь не место чужим, я же предупреждал!

– Извини, друг, – поправив серенький плащ, Яан развел руками. – Просто дело не терпит отлагательств.

– А, вон ты о чем, – Вашко быстро обшарил глазами заросли. – Там, на тропе… покупатель?

– Он. Мой давний знакомец, не сомневайся.

– Расчет сразу! – хмуро предупредил длиннорукий.

– Он знает.

– Тогда идем.

Невдалеке, на тенистом склоне холма, располагалась большая квадратная яма, скрытая сверху досками и соломой – ледник. Вокруг густо росли крапива и чертополох, а чуть ниже – малина. Заросли были те еще, не продерешься!

Откинув доски, длиннорукий кивнул на хиленькую приставную лестницу, ведущую в темноту, и буркнул:

– Что встали-то? Лезем.

На правах хозяина он полез первым. Следом в ледник подался и Янис, а уж затем – поставив бочонки рядом – и Отто.

– Поможете вытащить, – предупредил Вашко. – Тут темно, не увидим, что резать. Да и ледник.

– Так что тащить-то?

– Ну… вот.

На старых кусках льда, покрытых соломою и крапивой, лежало обнаженное девичье тело, бледное, как сама смерть.

– Красивая, – цинично хмыкнул Янис.

Отто же потер руки и подогнал:

– Ну, так давайте же поскорей.

– Невеста велей, – поднимая труп, зачем-то пояснил Вашко. – Держите… я сейчас веревочку привяжу.

Тело так и вытащили – на веревке. Разложили прямо на досках… Отто даже вздохнул: действительно, красивая девка. Что ж, так даже приятнее…

– Все, можно уже?

– Да.

Не говоря больше ни слова, златокудрый предатель жмудин вытащил из-за пояса мясницкий разделочный нож. Примерился… воткнул, сделал надрез умело и быстро… Крови почти не была – свернулась, стекла уже.

Первым делом Отто вырезал печень. Тут же и положил аккуратно в бочонок кровавый кусок мяса. Присыпал крапивою…

– Это для господина Диркса, бургомистра. Печень покойников хорошо помогает от подагры. А матка покойницы – от бесплодия… это для одной богатой вдовушки, купчихи… Сейчас вырежем…

Жмудин снова взялся за нож… и вдруг удивленно вскрикнул:

– Она девственница? Вот славно-то, вот так славно! Девственная плева хороша от лихорадки. Особенно если ее как следует высушить и смешать с пометом серых крыс или с толченой мумией. Ах, красота какая… ах…

Сбросив с себя почти всю одежду, чтоб не запачкаться, предатель резал девичий труп спокойно и тщательно, словно разделывал говядину и свинину. Да и как могло быть по-другому, коли речь шла о деньгах, о больших деньгах! В качестве лекарства все части трупов очень высоко ценились, частенько бывали случаи, когда покойников с виселиц крали почти сразу же после повешения, так, что даже приходилось выставлять стражу.

– А вот и сердце! Сердце я продам одному эскулапу из Ревеля. Засолю, и продам… Эй, чтоб меня… Забыл прихватить кувшин для жира.

– Так жир-то твердый, – слуга славного воеводы Сирвида Яан следил за всем процессом с большим интересом и без тени брезгливости. Его тоже интересовали сейчас только денежки… впрочем, как и всех остальных участников сего кровавого действа.

– Это сейчас он твердый, да и то не особенно, – резонно заметил жмудин. – А нагреется? Солнышко припечет? Вытечет весь – прямые мне убытки.

– Там внизу, есть старая крынка, – вспомнил Вашко. – Достать?

– Доставай, доставай…

– Угу.

Младший жрец Пикуолиса Вашко давненько уже приторговывал трупами жертв, точнее сказать – их частями, весьма популярными в качестве средства избавления от болезней по всей Европе. Вообще-то, жертвы полагалось сжигать, но… Люди хотели лечиться, но не знали, как… Вернее – очень даже знали. Части мертвеца – самое оно то!

– Та-ак… – окинув истерзанное тело задумчивым взглядом художника, Отто быстренько отрезал покойнице пальцы и уши – прекрасное средство от сглаза и от колик в боку.

– Ой, и у меня частенько в боку колет! – вспомнил вдруг слуга. – Вот тут, слева… особенно на погоду – осенью и весной. Эй, Вашко, ты мне пару пальчиков не продашь?

– Так они мои уже! – рассердился жмудин.

Янис, однако же, не уступал:

– Как это вои? Ты же их еще не купил! Верно, Вашко?

Жрец уже выбрался из ледника, притащив большую глиняную крынку для жира, и, почуяв выгоду, тут же поддержал своего дружка:

– Нет, еще не купил. Так что я могу продать, да.

Дело шло к доброй драке, вполне возможно, закончившейся бы тем, что жир срезали бы с нового трупа, и, скорее всего, этим трупом стал бы златокудрый предатель Отто! Однако же тот был весьма неглуп и, адекватно оценив ситуацию, смог наступить на горло собственной алчной песне.

– Ладно, договорились. Пока не купил – продавай.

– Тогда я и немного жирку возьму, – вконец обнаглел Янис. – Для своего господина.

– А чем платить-то будешь? – Вашко неожиданно заволновался. – У тебя что, деньги завелись?

– Деньги, может, покуда и не завелись… Но кое-что имеется!

Пошарив за пазухой, ушлый слуга вытащил небольшой сверток и, развернув грязную тряпицу, явил на свет божий дивной красоты перстень! Серебряный, с плоским коричневатым камнем. Тот самый, что не так уж и давно снял с убитого мальчишки-гонца. Перстень, конечно, стоил не так уж и мало… но жир и пальцы покойника можно было продать намного дороже!

При виде перстня глаза жреца вспыхнули алчностью:

– Беру колечко! Беру! Забирай пальцы…

– Э, только не все! – с тревогой обернулся окровавленный Отто.