– Нет. – Казанков покачал головой. – Теперь «Луиза-Мария» снова нейтральное судно. Так что, Гревочка, возвращаю тебе твою собственность. Ступай к Девиллю, приводи его в чувство – водой, что ли, отлейте… А как протрезвеет – пусть принимает командование.

И кивнул на полубак, откуда уже неслось излюбленное матросами-бельгийцами шанти:

– Вот, изволите видеть: уже празднуют, и даже пьяны до изумления. Ты, Гревочка, кажется, сулил им тройное жалование?

И джина с ромом от пуза. – подтвердил барон. – От такой жизни – чего ж не повеселиться? Я бы и сам…

Казанков повернулся к Камилле и заговорил сухим, официальным тоном:

– От имени флота республики Перу должен принести вам, баронесса, извинения за доставленные неудобства. Я невольно подверг вашу жизнь опасности….

Что за пустяки, Серж, милый! – супруга Греве очаровательно улыбнулась. – Наоборот, я очень вам благодарна. Побывать в настоящем морском бою – это так увлекательно и возбуждающе! Вы не поверите, этот несносный Шарль держал меня, словно в шкатулке, обложив ватой – туда не ходи, сюда даже взглянуть не смей! Право же, скука смертная, а ещё путешествие!..

И с вызовом глянула на барона. Тот насупился, и Серёжа поспешил скрыть усмешку.

– Кстати, баронесса, забыл спросить – как ваша… подопечная?

Камилла вздохнула.

– Бедная девочка перепугалась – сидит у себя в каюте, нахохлилась, как воробышек, вся дрожит. Может, вы её навестите, объясните, что опасность позади?

Серёжа чуть заметно покраснел.

– Вообще, то я хотел предложить вам обеим отправиться на «Герцог Эдинбургский». Там вы будете в полной безопасности.

Брови баронессы удивлённо взлетели вверх.

– Ну, что вы, зачем? Я вполне доверяю вам. К тому же, Серж, вы сказали, что «Луиза-Мария» снова пойдёт под бельгийским флагом, верно? К чему тогда такие предосторожности, если нам больше ничего не угрожает?

Серёжа развёл руками.

– Что ж, не смею настаивать, в конце концов это ваше судно. Только, боюсь, мадам, вы не вполне верно понимаете ситуацию. Главная драка ещё впереди.

Перу, гавань Кальяо.

…января 1880 г.

Приземистые чёрные силуэты рисовались на фоне неба у самого горизонта: мачты, трубы, низко стелющиеся дымы. Четыре боевых корабля, четыре слитка брони, пушечной стали, гения судостроителей… и живых людей. Тех, кто сейчас на палубах, в кочегарках, на мостиках – и с такого расстояния их не разглядеть даже в самый сильный бинокль.

Они здесь. Они пришли. Секретная депеша, полученная Повалишиным от русского консула в Кальяо, не обманула. Вот они: «Герцог Эдинбургский», «Минин», «Клеопатра», «Скоморох». Именно эти корабли ворвались в устье Хамбера, наводя панику на лондонские биржи и судоходные компании, а потом пересекли Атлантику, чтобы вместе с североамериканцами ещё раз щёлкнуть по носу одряхлевшего британского льва.

Иван Фёдорович, ощутил, как к горлу подкатывает комок, глаза предательски увлажняются. Он сам служил на «Клеопатре» во время атлантического похода эскадры Бутакова – и теперь при виде ставшего родным фрегата, едва справлялся с эмоциями.

«Клеопатра» досталась России как трофей в кампании 1878го года и сохранила своё название согласно традиции, учреждённой ещё Петром Великим: первому кораблю какой-либо нации, взятому с боя, следует оставить прежнее имя. Так в Российском флоте появился, например, линейный корабль «Ретвизан», взятый на шпагу в 1790-м году в бою у Свеаборга – история склонна повторяться…

Повалишин поднялся на низкий мостик. «Тупак Амару» стоит в трёх кабельтовых от пирса, противоминные сети вывешены на выстрелах, канониры бдят у орудий. Рядом коптит южноамериканское небо единственной своей трубой монитор «Манко Капак». Дальше – его близнец «Атауальпа»; за ними низкий, похожий на крышку гроба «Лоа». По сравнению с силами противника – слёзы, соломинка, за которую Иван Фёдорович схватился в попытке потянуть время, дождаться.

Но ведь дождался! Сеньор Гальварино Риверос Карденас, командор – теперь эта игра не ваша. Если вы обезумеете настолько, чтобы решиться вступить в бой с русской эскадрой, то, как говорят янки, не забывайте следить за своей спиной.

У адмирала есть, чем в неё ударить.

Трап скрипнул, закачался. Барон протянул руку и помог Казанкову подняться на палубу. Тот благодарно кивнул и наклонился, отряхивая колени щегольских мундирных брюк.

– Ну, брат, не тяни кота за… Ивана Фёдоровича видел?

Серёжа выпрямился.

– А как же! И видел, и депешу бутаковскую вручил, касательно совместных действий. Не поверишь: он теперь адмирал, командует всем военным флотом Перу вместо Грау, земля ему пухом..

– Вот это да! – Греве присвистнул от удивления. – А у нас Повалишин кем был, капитаном первого ранга?

– Второго. После «Стрельца» он так и не получил корабль, получил назначение старшим офицером на «Клеопатру». «Тупак Амару» не в счёт, это уже у перуанцев.

Барон удивлённо вздёрнул брови.

– Вот это я понимаю: человек сделал карьеру!

– Ничего ты, Гревочка, не понимаешь, а завидовать – дурно. Он мне сказал, что сразу после войны выйдет в отставку и займётся наукой.

– Наукой? С чего это вдруг?..

– Да вот: увлёкся культурой здешних аборигенов, хочет устроить какую-то экспедицию, я толком не понял. Ну да сам расспросишь – если доживёшь, конечно.

– Типун тебе на язык! – барон едва не сплюнул на палубу, но сдержался.

– А что? Пока я ездил на берег, Бутаков направил на чилийский флагман ультиматум с требованием не препятствовать эвакуации европейцев, проживающих в Кальяо. А вот как они на него среагируют – это, брат, одному Богу известно. Вот полезет чилийский командор на рожон – что будем делать, снова удирать? А у него между прочим, два полноценных броненосца, не «Минину» с «Герцогом Эдинбургским» чета. Те только полуброненосные фрегаты, и для боя в линии подходят с большой натяжкой.

Греве задумался.

– Вообще-то, ты прав. Я про командора Ривероса, начальника чилийской эскадры, много чего слышал, да и встречаться приходилось. Чванливый, самоуверенный тип, к тому же, весьма недалёкий. От такого всякого можно ожидать. Вполне может и полезть на рожон. И вот тогда…