Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто придет еще? — подумал Данилов после того, как заведующие кафедрами покинули отделение. — Разве что только психотерапевтов еще не было».
Угадал. Не прошло и года, то есть не прошло и получаса, как пришел психотерапевт, да тоже не простой, а сам заведующий кафедрой психотерапии и наркологии факультета повышения квалификации медицинских работников, академик РАМН[28]Бабайкин — очень толстый, очень важный и, как говорили, очень умный, считавшийся если не первым, то уж точно вторым номером в российской психотерапии после отца-основателя — профессора Карвасарского, главного психотерапевта страны, руководителя Федерального научно-методического центра по психотерапии и медицинской психологии, академика и президента Российской психотерапевтической ассоциации.
Бабайкин сначала пообщался с Романом Константиновичем в ординаторской (Данилов в это время делал обход), а затем отправился в бокс, попросив дежурную медсестру Наташу: «Проследите, моя хорошая, чтобы нам полчасика никто не мешал».
Последним пришел начальник эндоскопического отделения Кулагин — рассказать «сиятельному пациенту» про предстоящую гастроскопию[29]и про то, как надо к ней готовиться. Заодно и смутил неравнодушную к нему медсестру Наташу. Выйдя из бокса, Кулагин зашел в ординаторскую и попросил Данилова:
— Проследите, пожалуйста, то есть напомните нашему генералу завтра утром, что завтракать ему не надо.
— Хорошо, напомню.
— Анекдот хотите? В Средневековье в одном из католических монастырей настоятель поручил новому послушнику переписывать Библию. Спустя месяц послушник явился к настоятелю и сказал: «Падре, все мы переписываем Библию с копий, сделанных до нас другими монахами. А что, если кто-нибудь из них где-то ошибся? Ведь эту ошибку будут повторять снова и снова. Нельзя ли сравнить существующие копии с оригиналом?» Настоятель ушел в библиотеку, где хранились очень старые книги, и пропал. Через три дня, обеспокоившись его долгим отсутствием, послушник отправился на поиски, дошел до библиотеки и увидел там настоятеля, рыдающего, бьющегося головой о стену и повторяющего: «селебрейт», то есть праздновать, а не «целибат».
Анекдот Данилову понравился, прикольный и не пошлый.
После трех часов потянулись посетители, насколько мог догадаться Данилов по виду и погонам — подчиненные. Дела не оставляли начальника коллегии специальных расследований даже в больнице. Оно и верно — не простой ведь чиновник, без которого легко можно обойтись.
Перед уходом Роман Константинович сказал Данилову:
— Если все будет хорошо, то послезавтра мы переведем Уровейцева в отделение.
— В какое?
— В неотложную кардиологию, Тимофеевна хочет заняться им как следует. Кто бы сомневался?
— А почему же тогда она не заберет его в блок? Там же тоже есть вип-апартаменты?
— Апартаменты есть, желания нет, — усмехнулся Роман Константинович. — Неужели вы еще не раскусили нашу Тимофеевну? На нее где сядешь, там и слезешь. Ей неохота возиться с «промывкой», она возьмет его чистенького и свеженького и за пару дней обработает по полной, внушит, что без нее он скоро загнется. Тимофеевна умеет обрабатывать пациентов, в этом ей не откажешь. Обвешает мониторами,[30]сделает все анализы, какие только возможно сделать, и выпишет, запугав своими тремя «И».
— Чем, простите?
— Тремя «И» — инфарктом, инсультом и импотенцией, — рассмеялся Роман Константинович. — Спасение одно — регулярное наблюдение у Нонны Тимофеевны. Она у нас настоящий «генеральский доктор» — обслуживает чуть ли не весь высший состав. Скажу по секрету, хотя это секрет Полишинеля, что Станислав Маркович и Борис Алексеевич боятся Тимофеевну как огня и ни в чем ей не перечат. А ну как наябедничает кому-нибудь из своей «золотой» клиентуры? Она может.
— Дурное дело нехитрое, — согласился Данилов.
— Ладно, я пошел, а вы глядите в оба. — Роман Константинович посмотрел на часы. — День вы уже простояли, осталось ночь продержаться. Семь человек — не так уж и много для профессионала.
— Пять, — поправил Данилов, решив, что начальник оговорился.
— Один высокопоставленный пациент считается за трех обычных. Как по затратам времени и сил, так и по последствиям. Причем приятными последствиями в этом случае всегда является отсутствие последствий, какой-либо благодарности ждать не стоит — бесполезное это занятие, ведь небожители не благодарят простых смертных, они все принимают как должное. Ладно, Владимир Александрович, пойду я. Звоните, если что, а я вам часиков в десять сам наберу.
Если долго, с самого утра не было поступлений — стоит ждать чего-нибудь этакого, заковыристого и сложного. В семь пятнадцать вечера «Скорая помощь» привезла пятидесятилетнего преподавателя Академии МВД.
— Собирался уходить с работы, встал из-за стола и рухнул…
Про анамнез можно было бы не спрашивать, но Данилов все же спросил:
— Что-то про него узнали?
— Ничего, кроме радикулита, он на работе ни на что не жаловался. Кардиограмма без острых изменений, ритм синусовый.
Кома неясного генеза — прекрасный подарок для дежурного реаниматолога. Идеальная загадка, уравнение с дюжиной неизвестных, которое надо решить в жесткие сроки. Иначе — аут и никакого рестарта не будет, это не компьютерная игрушка.
Как и положено при всех критических состояниях, Данилов оценил проходимость дыхательных путей, адекватности дыхания и гемодинамику пациента. В трахее стояла трубка (бригада «Скорой помощи» поработала с пациентом на совесть), дыхание было частым, ритмичным и глубоким, так называемое дыхание Куссмауля, которое могло наблюдаться как при диабетических комах, так, например, и при поражении головного мозга, пульс частый, слабый, давление — семьдесят на сорок. Зрачки не очень-то сужены, но на свет не реагируют…
Данилов проверил проходимость подключичного катетера, который установила «Скорая», и зафиксировал его швом вместо полоски лейкопластыря.
— Наташа, возьми кровь на развернутую биохимию, алкоголь и наркотики, и ставь пятьсот реополиглюкина. — Данилов подключил пациента к аппарату искусственной вентиляции легких в режиме, включавшем технику лишь тогда, когда больной переставал дышать самостоятельно, и к монитору.
— Кардиограмму? — напомнила Наташа.
— Через час, хватит пока и той, что «Скорая» сняла.
Наташа позвонила в лабораторию и сказала: