Довольная улыбка, мелькнувшая под усами майора Фабри, сделала его круглое лицо похожим на морду сытого кота. С явным подвохом в голосе префект заметил:

– Мадам, не скрою, что мы знаем о шайке контрабандиста Рене. А ваш конокрад не описал внешность этого человека?

– Он рассказал, что видел фигуру в тёмном плаще с капюшоном.

– Но раз он слышал разговор, значит, он может описать голос убийцы?

Поняв, к чему клонит собеседник, Орлова вдруг осознала, что так и не смогла убедить майора в своей правоте. Она вздохнула и призналась:

– Поль говорит, что голос может принадлежать как мужчине, так и женщине.

– Понятно, мадам! Возможно, что ваш конокрад – просто выдумщик. А вот де Виларден отлично знает место, где убили мэтра Трике. Оно ему знакомо не понаслышке.

– О чём вы говорите? – поразилась фрейлина.

С видом фокусника, вынимающего из шляпы живого кролика, Фабри закатил от восторга глаза и сообщил:

– Год назад мы арестовали де Вилардена и его любовника за похищение маленькой дочери маркизы де Сент-Этьен. Эти двое прятали ребёнка в небольшом коттедже в пяти минутах езды верхом от рощи со «святым» источником. Трике был у маркизы поверенным. Эта дама уехала в Россию, оставив имущество заботам мэтра, а тот тайком сдавал его внаём. Кому ещё мог понадобиться этот заброшенный дом, кроме того, кто знает о его существовании? Так что не сомневайтесь, мадам, убийца – барон де Виларден!

Заметив растерянность на лице фрейлины, жандарм великодушно изрёк:

– Чтобы успокоить герцогиню, я велю своим людям с недельку последить за Мари-Элен, хотя, думаю, это будет пустым времяпрепровождением. Я сам заеду на улицу Гренель и всё доложу её светлости.

Лето ушло, в Париже хозяйничала осень, и в доме на улице Гренель затопили камины. Первым, конечно, удостоился внимания очаг в гостиной. Его вычистили, мраморный фриз отполировали мягкой суконкой, бронзовую ажурную решётку надраили до зеркального блеска, а потом выложили горкой дрова и подожгли. Так и вернулось в дом почти что зимнее удовольствие – смотреть на огонь. Ничто так не умиротворяет душу, как игра лиловатых язычков в сумраке уютной спальни или треск поленьев в большом камине. Агата Андреевна выбрала гостиную. Она сидела в кресле, вытянув ноги к огню, и размышляла о том, где же ошиблась.

Все три недели, прошедшие с момента её поражения (а свой разговор с майором Орлова воспринимала именно так), она не могла успокоиться. Преступника так и не поймали, более того, он не был однозначно определён, и, значит, наследницам де Гримонов до сих пор угрожала опасность. Фрейлина прятала свою тревогу, старалась никому не досаждать, не портить настрой, ведь в доме наконец-то поселилось счастье.

Генриетта объявила ей о помолвке с князем Николаем, как только Орлова вернулась из префектуры. Это радостное известие хоть немного скрасило дурное расположение духа Агаты Андреевны – хотя бы здесь всё получилось по справедливости.

– Мы дождёмся тётю и Штерна, а когда они дадут согласие на брак, обвенчаемся, – взахлеб строила планы юная герцогиня.

Орлова поздравила её, пожелала счастья, но потом все же попросила по-прежнему не покидать дом без особой надобности, а тем более без сопровождения.

– Что, так плохо? – сразу притихла Генриетта. – Вы ведь к майору ездили? Он вам, наверно, не поверил…

– Не поверил, – подтвердила фрейлина. – Он стоит на своем, что убийца – де Виларден.

– Так, может, он прав?

– Сомневаюсь! Де Виларден не похож на дурака, а у майора Фабри получается, что все поступки у барона – дурацкие.

Генриетта отнеслась к сомнениям Орловой с изрядной долей легкомыслия – её волновало лишь собственное будущее. Князь Николай оказался гораздо разумнее, но и он ограничился тем, что пообещал не спускать со своей невесты глаз, что, впрочем, было довольно затруднительно, поскольку Черкасский большую часть дня проводил в Елисейском дворце. Пришлось фрейлине в его отсутствие самой исполнять роль охранника при юной герцогине, что связало Орлову по рукам и ногам. К счастью, из Тулузы вернулись Штерн с женой, и фрейлина с явным облегчением передала им эти хлопотные обязанности.

Зато привезённые Штерном новости оказались великолепными. Он раскопал в архивах записи, относящиеся к наследству Генриетты, и доказал их подделку. По его заявлению полиция провела расследование и арестовала преступника – секретаря префектуры, отвечавшего за учёт имущества в ипотечных книгах. Тот во всём признался и обвинил в организации этой аферы бывшего префекта Баре и мэтра Трике.

– Так что теперь нет никаких препятствий для вступления Генриетты в права наследства, – с гордостью доложил Штерн.

Все, слушавшие его рассказ, радостно переглянулись, и только юная герцогиня бросила тревожный взгляд на своего жениха, но, поймав его улыбку, сразу успокоилась. С тех пор старшее поколение было занято подготовкой к свадьбе, а жених с невестой – лишь друг другом.

Штерн настоял, чтобы венчание состоялось после того, как Генриетта получит наконец наследство своего отца, и теперь не вылезал из Королевской канцелярии, торопя неспешное делопроизводство. Луиза занималась свадебным нарядом своей любимицы, она сама шила платье и фату, а когда муж и племянница время от времени просили её не слишком усердствовать, со слезами на глазах всегда говорила одно и то же:

– Мой любимый брат и невестка будут с небес смотреть на своё единственное дитя… – Конец фразы обычно утопал во всхлипах, и все отступались.

Свадьбу назначили на конец октября, времени оставалось мало. Орлова почти не видела ни Штерна, ни Луизу, и только Генриетта составляла ей компанию, но и то лишь до приезда жениха. Фрейлина коротала время одна, вот и сегодня она расположилась у камина в пустой гостиной.

– Поздравьте меня, Агата Андреевна, – вдруг прозвучало в дверях. – Дело сделано, завтра утром я получаю бумаги. Прямо гора с плеч!

Штерн! Поверенный сиял, как новенький золотой.

– Поздравляю, Иван Иванович, это и впрямь большое достижение, – отозвалась фрейлина, с горечью подумав, что о себе она так сказать не может.

Что-то в её голосе насторожило Штерна, раз тот полез с утешениями:

– Все ещё думает о преступнике? Теперь он уже бессилен. Завтра можно будет вздохнуть свободно.

– Дай-то бог!

Орлова не стала развивать свою мысль. Зачем расстраивать человека, тем более в день его триумфа? Но если она всё-таки права и пресловутый Рене – женщина, то надежды Штерна на логику и прагматизм несостоятельны. Расчётов не будет, всё решат уязвлённое самолюбие, месть и злоба.

Агата Андреевна взглянула в лицо собеседника, радость в его глазах таяла, как снег под мартовским солнцем. Вот ведь как неудобно – не смогла скрыть свои мысли! Фрейлина уже было собралась извиниться, но в дверях гостиной замаячила горничная Мари.