Штерн оценил виртуозность, с какой Агата Андреевна вплела в разговор имя Мари-Элен. Как ловко она играла на материнских чувствах француженки! Если бы ещё и майор не подкачал, то Франсуаза Триоле навряд ли долго продержалась бы. Как будто подслушав его мысли, майор вновь подал голос. С видом небожителя он обратился к Орловой и милостиво изрёк:

– Я не настаиваю, на том, что первые четверо убитых – дело рук старшей Триоле. Против младшей тоже предостаточно доказательств, у неё были и мотив, и возможность совершить преступление. Вы же знаете, что прислуга в доме всегда имеет глаза и уши, мажордом графини де Гренвиль подтверждает, что её отношения с любовником были очень плохими – виконт её шантажировал, да и барон де Виларден делал то же самое. Оба хотели переписать на себя всё имущество.

– Как вы правы, майор, – поддакнула Агата Андреевна. – Я тоже немолода, понимаю, что такое наживать годами, класть на это все силы, а потом в одночасье потерять из-за чьей-то подлости. Франсуаза Триоле знает это не понаслышке. Она в последнее десятилетие ворочала миллионами франков, управляла множеством людей и так привыкла к этому богатству и могуществу, что, когда из-за опасности быть схваченной русскими ей пришлось инсценировать собственную смерть, она не смогла жить в безвестности. Денег хватало, зато прежнее величие исчезло, вот эта женщина и придумала легенду о контрабандисте Рене, и сама распускала слухи о своём могуществе, хотя всего лишь оформила несколько фальшивых купчих.

Штерн с любопытством наблюдал за задержанной. Тонкие оскорбления фрейлины достигли своей цели: лицо француженки стало наливаться кровью, а к тому времени, когда Орлова с презрительной гримаской завершила свою тираду, щёки Франсуазы сделались свекольными.

– Да что вы понимаете, глупая курица? – крикнула она. – Я делала деньги из всего, к чему прикасалась! Мне просто не было равных! А потом из-за русских пришлось уйти в тень, и сразу же нашлась куча желающих захапать моё добро. Я – Франсуаза Триоле, и не родился ещё тот человек, который сможет забрать у меня хотя бы франк. Дочь не трогайте, ни при чём она. Это я со всеми разобралась!

– Ну, это уж на моё усмотрение, – важно заявил майор Фабри. – Если ваши показания окажутся убедительными, я приму эту версию и не трону графиню де Гренвиль, ну а если станете путаться и юлить, дочь вам не выгородить.

Франсуаза пожала плечами. Процедила сквозь зубы:

– Я путаться не буду. Мне теперь всё равно: путь один – на гильотину. Лучше так, чем русские меня осудят. Хоть во Франции умру: могила-то давно готова.

Она хрипло рассмеялась, и Штерн даже испытал что-то вроде уважения к этой беспринципной и преступной, но очень сильной женщине.

– Задавайте свои вопросы, – велела Триоле.

– За что вы убили нотариуса?

– Он оформил несколько стоящих рядом домов в Латинском квартале на барона Рогана, надеялся, что я не узнаю, кто скрывается под этим именем. Я придумала что и как делать, научила подлеца-нотариуса, а тот начал меня обманывать. И с кем? С моим злейшим врагом. Как только я узнала об этом, сразу же решила – не жить этой мрази. Вызвала его сюда, в коттедж. Да только я прекрасно знала, что эта суеверная скотина всегда у источника грехи замаливает. Вот и подкараулила его там. Потом, под предлогом, что будет светлее, к реке вывела. Если бы не эта парочка в кустах, всё бы у меня получилось, а так пришлось ещё в них стрелять. В девку-то я попала, а парень ушёл.

– Почему я должен верить, что это вы, а не ваша дочь, участвовали в афёре с купчими? – скептически хмыкнул майор. – Бумаги ведь оформлены на неё или её сына. Вас там нет.

– А как бы я – покойница, могла бы ими распорядиться? – съехидничала Франсуаза. – Естественно, что я оформляла собственность на дочь и внука. Или вы и ребёнка станете подозревать?

Преступница выдвинула ящик стола и достала стопку писем.

– Вот, читайте, здесь письма Трике. Тут и ответ на последнее приглашение.

Женщина швырнула стопку майору, и конверты разлетелись по столу. Фабри сгреб их в кучу и пообещал: – Обязательно прочитаем.

Майор принялся аккуратно складывать письма – одно к одному, и Штерну вдруг показалось, что префект просто тянет время, не зная, что делать дальше. Его выручила Орлова:

– Но зачем же было убивать Баре, он же о вас ничего не знал? – спросила фрейлина, обращаясь к преступнице.

– Зато он хорошо умел читать и запомнил имя моих внука и дочери, для которой сделал выписку из ипотечных книг в Тулузе. Только вместо одной бумаги он подготовил две. Одну отдал Трике, а со второй приехал шантажировать Мари-Элен. Пришлось мне и им заняться. Болван оставил моей дочери адрес той гостиницы, где будет ждать её письма, ну и получил ответ, правда, не тот, что мог ему понравиться.

– А кто придумал застрелить виконта, а к его трупу заманить де Вилардена? Вы или ваша дочь? – вмешался повеселевший майор.

– Да что девчонка может придумать? – отмахнулась Триоле. – Я приказала дочери выгнать де Ментона, а когда этот мерзавец перебрался в свой заколоченный крысятник, пробралась в дом и застрелила его. Потом Мари-Элен сделала все, как я велела: вызвала барона и направила его в ловушку, а сама послала за полицией.

– Да уж, ваша дочь постаралась нас запутать, – сурово изрёк майор, – возможно, мы ещё поставим ей это в вину.

– Не трогайте, Мари-Элен, – попросила Франсуаза, – она не смела ослушаться. Это я велела ей так себя вести, а потом приказала уехать в Дижон и не возвращаться, пока не решится дело с де Виларденом. Мне стало известно, где тот обитает. Я пришла к барону с пистолетом, остальное вы знаете.

– Юношу – случайного свидетеля – могли бы и не трогать, – вмешалась Орлова, – он ничего толком не видел, и был вам не опасен.

– Это вы так думаете, – огрызнулась француженка, – он мёл языком, как помелом, и уже все прибрежные трущобы знали, что нотариуса застрелил человек по имени Рене, не поделивший с убитым плату за коттедж. Парень был слишком болтлив.

Преступница замолчала. Фабри глубокомысленно потёр лоб и подвёл итог допроса:

– Что же, мы имеем чистосердечное признание. Можно везти арестованную в тюрьму.

Поняв, что у него остался последний шанс выяснить наконец подробности преступлений, совершённых этой женщиной против семьи графа Бельского, вмешался Штерн:

– Простите, майор, можно мне задать этой даме вопросы о том, почему она в России убила родственников моей доверительницы?

Фабри милостиво разрешил:

– Спрашивайте!

– Мадам, вы же были очень богатой женщиной и не нуждались в деньгах. Зачем вам понадобилось убивать членов семьи Бельских и выдать свою дочь за наследницу старого графа?

– Вы не понимаете? – злобно фыркнула арестованная. – Никакие деньги не могли открыть моей девочке путь в высшее общество. Чего я только ни перепробовала, ничего не получалось. А уж эта скотина – де Ментон, впрямую говорил, что моя голубка – незаконнорождённая дочь шлюхи. Каково это было слышать матери? Я ещё при рождении записала Мари-Элен дочерью своей сестры. Та ведь честь по чести обвенчалась с русским графом, вот я и решила, что всё получится. Но мне не повезло, дурак Франсин оказался никчёмным помощником и попался.