— Чтобы развлечь детей, — сказала Крит. — И я не люблю убивать рыбу. Я вообще не люблю ничего убивать. С ботинком не менее интересно. Но откуда вы знаете про ботинок? Это же была просто игра. Почему за нами следили? Это была шалость на отдыхе, ничего больше.

Миссис Брэдли почувствовала нарастающее восхищение по отношению к этому грозному противнику. Она встала.

— Кстати, не вы ли проникли в комнату Конни и не вам ли я попала по голове щеточкой для ногтей, а?

— Я проникла в комнату Конни?! — воскликнула Крит. — Но зачем, скажите, мне это делать?

— Налить в ухо купороса, наверное. После ее отъезда в Льюис вы получили от нее письмо, доставленное вам лично в руки, не правда ли?

— Впервые слышу, что она в Льюисе.

— Возможно, но все равно она написала вам из Льюиса.

— Да, — признала Крит. — Я не должна лгать. Я не должна отрицать. Но вряд ли вы станете слишком строго осуждать ревность?

— Я вообще никогда ее не осуждаю. Когда юный Прис-Гарвард возвращается в школу?

— Я его знаю?

— Только понаслышке, думаю. Вы же знаете о племяннике. Юный Артур.

— Артур? Ах да, конечно. Эдрис иногда говорит об Артуре. Он умный мальчик и, кажется, наследует деньги.

— Безупречно сформулированное описание.

— Прошу прощения?

— Оставим это, — проговорила миссис Брэдли, используя фразу, которой научилась у Лоры Мензис.

— Вы умны, — заметила Крит, приподнимаясь с подушек и одаривая свою мучительницу редкой и очень приятной улыбкой. — Иногда мне кажется, что дьявольски умны. Вы взяли меня в оборот. Так, кажется, говорят англичане. Что ж, лучше мне выложить все начистоту. Это американское выражение. На Тенерифе часто приезжали американцы. Они мне нравятся, потому что в них кипит энергия. По-моему, Конни Кармоди пыталась поймать моего мужа в ловушку, и понимаете, она моложе меня, а Эдрис старый человек и иногда не совсем хороший старый человек. Поэтому я и ревную, а когда Эдрис желает узнать, куда уехала Конни, пожалуй, и я хочу это знать. Я делаю вид, что помогаю ему, но на самом деле помогаю себе.

— Он сделал тот телефонный звонок, который выманил меня из номера, а вы обыскали мои вещи, — сказала миссис Брэдли. — Да, обо всем этом мы догадались.

— Потом Конни позвонила мне и сказала, где с ней встретиться, — продолжала Крит. — Но это была не Конни. Это было дурацкое письмо, полное обвинений. Безумие какое-то.

— Но зачем Конни звонила?

— Мы дали объявление. Она же убийца. Что вы на это скажете?

— Я привлекаю убийц к суду, — спокойно ответила миссис Брэдли. — А иногда и к этой насмешке над правосудием — к виселице.

— Вы говорите в английской манере, с юмором. А английский юмор имеет свои грани. Это как на Небесах.

— Ну английское правосудие не очень похоже на Небеса, — заметила миссис Брэдли, — хотя, вероятно, больше, чем греческое или испанское, о которых, я полагаю, некоторое представление вы имеете.

— Я обсужу все три с моим мужем, — заверила Крит, — а пока я была бы благодарна за его шляпу.

— Полиция купит ему новую.

Миссис Брэдли вышла, вертя плачевные останки панамы на руке.

— Но как мы его уличим? — вскричал Гэвин. — И если она не скажет, что он ее толкнул, мы ничего не сможем с этим поделать, только если его видел кто-то еще, а это маловероятно. И мы даже не можем назвать это попыткой самоубийства. Никто не поверит, что женщина разделась догола перед тем, как попытаться утопиться в такой уважаемой реке, как Итчен. Это не выдерживает никакой критики.

— Зато воды в Крит содержалось много, — заметила Лора, без особого сочувствия слушавшая эту печальную повесть. — Более того, Крит надеется, что ее арестуют.

— Откуда ты знаешь? — осведомился инспектор, заинтересованный и насторожившийся, как дрозд при виде червяка.

— Так, мысль пришла. Более того, тебе лучше ее арестовать, — мрачно добавила она. — Сдается мне, дело усложняется, и как только юный Артур П.-Г. приедет в Уинчестер, развязка окажется не за горами. В этом я совершенно уверена.

— Совершенно согласен, — сказал Гэвин. — Но у нас нет даже самого поверхностного косвенного доказательства, что юному Прис-Гарварду грозит какая-то опасность.

— Ну, арестуй Крит за плавание без купальника и посмотри, что случится, — посоветовала Лора. — Об этом она не подумала, и это должно здорово выбить ее из колеи. Я думаю, она хочет, чтобы ее арестовали за попытку самоубийства, и любое другое обвинение расстроит ее планы.

— Но как же шляпа? — не унимался Гэвин.

— Может кто-нибудь из твоих экспертов сказать, как долго она находилась в воде? Может, она и правду говорит про эту шляпу. Если бы она хотела обвинить мужа в попытке убийства, она, думаю, сказала бы об этом. Шляпа — или случайность, или отвлекающий маневр.

Гэвин усмехнулся.

— Ты ослица. Или, возможно, ты гений?

— Периодами. И в данный момент определенно не ослица. Обдумай это, сынок, и вцепись в нее. Затем мы увидим то, что увидим.

— Знамения и чудеса, — проговорил ее обожатель, — но ничего подходящего для усердного полицейского, поверь мне.

— Хорошо. Тогда с какой стати миссис Крок пытается разозлить Крит?

— А она пытается? — заинтересовался Гэвин. — Расскажи-ка поподробнее.

— Ну я расскажу в обмен на сочувствие, но я здесь не для того, чтобы «тратить свою сладость на воздух пустыни»[67].

— Говори же, милая.

— Ладно. Если судить по беседе, которую пересказала мне миссис Крок — и в защиту славной старушки скажу: то, что она тебе говорит — сущая правда и, разумеется, не имеет ничего общего с намеренным введением в заблуждение — по крайней мере, не часто! — похоже, совершенно ясно, что она указала, где Тидсоны соскочили с крючка. Это должно вызвать ответные действия. Я чувствую, что мы стоим на пороге активных действий.

— Да, — серьезно согласился Гэвин. — Я тоже это чувствую и тоже не уверен, что эта мысль мне по душе. Полагаю, ты видишь, в какую сторону собирается прыгнуть наша кошечка?

— Видимо, ты имеешь в виду — в сторону горла миссис Крок. Думаю, именно это она и собиралась сделать.

— Очень может быть. Но, черт бы все это побрал, она старая дама, и я не могу допустить, чтобы она подвергала себя такой опасности. Мне казалось, мы об этом договорились. Если Тидсон и Крит уже совершили два убийства, маловероятно, что они испугаются третьего, особенно если нужно заткнуть кому-то рот. Им в любом случае нечего терять, и они уже заткнули рот юному Биггину, если то, что мы думаем, правда.

— Понимаю, но мы ничего не можем сделать.