Если судья хотел пиццы, то ему приносили ее отХьюго, из старого бистро, принадлежавшего семейству на Дивижн-стрит ирасположенного довольно далеко от разбросанных вдоль побережья ресторанчиковбыстрого обслуживания. Едва они с Патриком вернулись в палату, как охранниквнес туда коробку. Аромат пиццы Патрик почувствовал, когда парень вышел излифта. Сидя на кровати, судья раскрыл коробку, и палату наполнил божественныйаромат маслин, грибов, итальянских колбасок, зеленого перца и шести сортовсыра.

Сколько раз Патрик ел эту пиццу у Хьюго допобега! Не отказался бы и от кусочка сейчас. В жизни дома есть все же инекоторые преимущества.

– Ты выглядишь дьявольски проголодавшимся.Бери, – сказал Карл.

Патрик молча проглотил первый кусочек ипротянул руку за вторым.

– Как ты умудрился настолько отощать? –спросил Карл с набитым ртом.

– А пива мы выпить не можем?

– Нет. Извини. Не забывай, ты все-таки втюрьме.

– Все зависит от мозга. Достаточно принятьрешение.

Неожиданно у меня появилось немало причин,чтобы похудеть.

– Сколько ты весил?

– В пятницу перед исчезновением девяностовосемь килограммов. За первые шесть недель потерял девятнадцать.

Сейчас вешу шестьдесят четыре.

– Ты похож на военнопленного. Ешь.

– Спасибо.

– Итак, ты вновь вернулся в хижину.

Патрик вытер губы бумажной салфеткой, положилнедоеденный кусок в коробку и сделал глоток кока-колы.

Они вновь вышли в коридор, и только тогдаПатрик продолжил:

– Да, я вошел в хижину. Было около половиныдвенадцатого. Свет зажигать не стал. Метрах в восьмистах от моей стоит ещеодна, на склоне холма, ее видно из моих окон.

Хозяин живет в Геттисберге. Я предполагал, чтоего в хижине нет, но должен был соблюдать осторожность. Занавесил небольшоеокошко ванной комнаты полотенцем, включил свет и быстро побрился. Затемподстриг волосы и выкрасил их в темно-каштановый, почти черный, цвет.

– Прости?..

– Странно, однако мне это оказалось к лицу.Глядя в зеркало, я ощутил себя совершенно другим человеком. Потом навелпорядок, подмел обрезки волос, спрятал краску. Я знал, что вскоре по хижинепройдутся очень частой гребенкой. Затем тепло оделся, сварил крепкого кофе ивыпил половину. Вторую налил в термос на дорогу. В час ночи я вышел из хижины.Я знал, что какое-то время уйдет на то, чтобы установить владельца машины иизвестить о случившемся Труди, а потом уже кому-нибудь могла взбрести в головумысль проверить заодно и хижину. Помня обо всем этом, я все же в час ночи решилуйти.

– Ты волновался за Труди?

– В общем-то нет. Мне было известно, чтопереживет она эту историю довольно безболезненно. Я сказал себе: примерно месяцТруди проживет благопристойной вдовой, а потом получит страховку и станетсчастливейшей из смертных. Внимание мужчин и деньги – что еще ей нужно?

– И в хижину ты больше не возвращался?

– Нет.

Не задать новый вопрос Карл не мог:

– Под одной из кроватей обнаружили ружье,палатку и спальный мешок Пеппера. Как они там очутились?

На мгновение Патрик поднял на него удивленныйвзгляд и тут же отвел глаза в сторону. Карл отметил это. В течение несколькихследующих дней он будет вспоминать этот взгляд.

Некий толчок, скошенные в сторону глаза инеспособность сказать правду.

В одном из старых фильмов герой говорил:“Решаясь на убийство, человек совершает двадцать пять ошибок. Если вы всостоянии назвать пятнадцать из них, то вы – гений”.

А не могло ли случиться так, что Патрик простозабыл о вещах Пеппера? Слишком поспешил уйти?

– Не знаю, – сказал он очень тихо, по-прежнемуглядя в стену.

Как бы то ни было, ответ Карл получил испросил вновь:

– Куда ты направился потом?

– Мотоцикл несся с сумасшедшей скоростью, –тут же ответил Патрик, торопясь продолжить рассказ. – Было градусов пять вышенуля, но мне казалось, что стоит тридцатиградусный мороз. Я все так же старалсяизбегать оживленных дорог. Ветер пронизывал насквозь. Я въехал в Алабаму,держась в стороне от основных магистралей. Грязный мотоцикл в три часа ночи могбы заставить скучавшего полисмена повернуть голову, поэтому я объезжал дажемаленькие городки. В конечном итоге добрался до окрестностей Мобила околочетырех утра. Месяцем раньше я приметил небольшой мотель, где берут наличные ине задают никаких вопросов. Я спрятал мотоцикл за здание, пробрался на стоянкуи с нее вошел через главный вход, будто только что вылез из машины. Номер стоилтри бумажки по десять долларов, никаких записей. Примерно час ушел у меня нато, чтобы согреться. Два часа я проспал и встал с восходом солнца. А когда тыобо всем услышал, Карл?

– Видимо, примерно в то время, когда ты мчалсяпо проселочным дорогам, Патрик. Дуг Витрано позвонил мне в самом началечетвертого. Разбудил, собственно говоря, о чем я сейчас очень жалею. Не спатьночь, переживать из-за тебя, пока ты спешил к грядущему счастью!..

– Я тоже не сидел в тепле домашнего очага.

– Но о друзьях своих ты явно не беспокоился.

– Меня до сих пор мучает за это совесть, Карл.

– Нисколько она тебя не мучает.

– Да, пожалуй, ты прав.

Патрик уже расслабился. Выглядел он намного оживленнее,по губам скользнула улыбка.

– Итак, ты проснулся с восходом солнца новымчеловеком в новом мире. Все твои проблемы остались где-то далеко позади.

– Почти все. Это было восхитительное ощущение,но и пугающее тоже. Спал я так себе. До половины девятого смотрел телевизор,ничего о своей смерти не услышал и пошел в душ, переоделся…

– Подожди. Куда ты дел краску для волос?

– Швырнул в канаву где-то уже в Алабаме,неподалеку от округа Вашингтон. Значит, я переоделся и вызвал по телефонутакси, что в Мобиле далеко не просто. Таксист остановил машину прямо у моейдвери, так что я вышел, никого не потревожив. Мотоцикл оставил у мотеля. Яотправился в магазины, которые, как я знал, открывались с девяти. Купилтемно-синий пиджак, несколько пар брюк и туфли.

– Как ты расплатился за покупки?