Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это еще кто? – От брезгливости у меня аж голос сел.
– Сестры из храма Лунной богини. Они здесь заправляют.
Ответ Кэтлин не очень хорошо прояснил ситуацию. Про богиню я вроде бы слышала, а что еще за храм? И почему у него такие нелепые служительницы? У каждой с пояса сзади свисал кожаный шнурок с кисточкой, и эта деталь показалась мне совсем уж глупой.
– А что это у них сзади мотается?
– Многие уходят в храмы, чтобы богиня умилилась их набожности и одарила способностью оборачиваться. Эти шнурки символизируют хвосты, – быстро прошептала Кэтлин. Ей было не по душе, что я не вовремя полезла с вопросами.
И дергалась она не зря. Низкорослая сестра повернулась к нам, продемонстрировав несимпатичную физиономию с большим приплюснутым носом.
– Это еще кто там открыл рот, когда не спрашивали? – прошипела тетка.
Если до этого в комнате было тихо, то теперь тишина стала совсем уж звенящей. Казалось, все девочки затаили дыхание.
– Чему вы удивляетесь? – Я скрестила руки на груди. – Я имею право говорить сколько хочу, где хочу и с кем хочу.
Я ожидала бурю возмущения, и гнев некрасивой тетки меня не пугал, что вселяло в сердце уверенность. Однако та не повелась на провокацию.
– А, новенькая, – кровожадно протянула сестра. – Все вы первое время нахалки и строптивицы. Ничего, перевоспитаем. Скоро как шелковая будешь.
– Себя сначала перевоспитайте, – сказала я строго. – Вы не должны были цепляться к девушке из-за прически, когда сами не имеете никакого понятия о красоте и хорошем вкусе.
Кудрявая, украдкой утиравшая слезы, боязливо замерла. А ее обидчица направилась в мою сторону. Я отодвинулась насколько могла на своей скамье. Не испугалась, просто пахло от сестры свежим потом.
– Слушай меня, глупая трещотка. Тебя сюда привезли, чтобы научить кротости и послушанию, поэтому в качестве первого урока останешься сегодня без завтрака.
– Ой, напугали. – Я встала и пошла прочь. Даже почудилось, что Кэтлин пыталась удержать меня за юбку. – Сами ешьте ваши душеспасительные завтраки, мне надо домой.
Становилось тяжелее дышать. И этот чертов корсет… Я же раньше такого не носила! Уж точно бы не надела по доброй воле! Дома все не так!
Дом. Он у нас старинный, с башенками и разномастными окошками. А в парке много места для игр. И там бегают зверьки… Рыжие, с длинными пушистыми хвостами… А еще там мальчик… Ласковый голубоглазый озорник. Он смеется и пытливо смотрит на меня. Берет за руки и… и…
Чем сильнее я вспоминала детали, тем яростнее шла к выходу. Каблуки неудобных ботинок громко чеканили каждый шаг.
На пути к свободе встала немолодая сестра с медальоном в виде звериной морды на груди.
– И куда ты собралась, позволь спросить? – холодно спросила она, глядя на меня сверху вниз.
– Вас это не касается. – Я хотела толкнуть ее в сторону и пойти дальше, но внезапная пощечина оглушила меня и как будто лишила опоры. Пошатнувшись, я схватилась за стенку и сползла вниз.
– Так тебе, – услышала я сквозь боль и унижение голос задастой тетки. – Будешь знать, как грубить Старшей сестре.
Так вот оно какое, самое большое зло.
«Большое зло» даже не удостоило меня взглядом.
– Садись на свое место. И во время моей речи веди себя тихо.
Но я только распалилась.
– Да подавись своей речью! Мне надо к сыну! Он в опасности!
Только удалось подняться – худая рука Старшей сестры умело вцепилась мне в горло. Эта женщина явно не первый год усмиряла истеричек и капризуль.
– К вечеру выучишь наизусть двадцать седьмую главу из «Заповедей Лунной богини». И только попробуй ослушаться.
Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы в районе шеи ничего не хрустнуло.
– Лунная богиня позволила бы мне вернуться к сыну, – чуть ли не прорычала я.
– Не смей богохульствовать в моем присутствии, блудница, – наконец показала эмоции Старшая сестра. Ее глаза сузились так, что веки покрылись глубокими морщинами. – Двадцать седьмая глава. Наизусть. Ты поняла?!
Меня окатила волна омерзения от лжи и лицемерия. Это уже было слишком!
Мое тело стало легче и гибче. Я обернулась небольшим зверем вроде собаки и не успела укусить вредную бабу, так как меня просто-напросто уронили.
Я оскалилась и распушила шерсть, чтобы казаться больше.
– Прочь с дороги!
Девушки в комнате заахали, зашептались. А Старшая сестра отвела руку за спину и спустя мгновение продемонстрировала отцепленный от пояса шнурок.
– Думаешь, ты одна здесь такая особенная? Да почти все избалованные девицы, которые попадают сюда, перевертыши. Глупые, заносчивые, стремящиеся всем показать свой несносный характер. Ты, как и они, не ценишь ни труда своих родителей, ни благословения богини. Неблагодарная дуреха.
Шнурок мелькнул в воздухе и щелкнул как кнут. В бахроме кисточки что-то металлически блеснуло.
От этого действа у меня свело челюсть, а желудок сжался до размеров наперстка. Что-то было в этом аксессуаре пугающее на уровне инстинктов. Несколько девочек даже расплакались, и в тот момент мне было жаль их больше, чем себя.
Наверное, кто-то уже получал этой штукой и с тех пор не может сказать о ней ни одного доброго слова.
Зарядившись новой порцией злости, я бросилась к выходу и почувствовала, как проклятая кисточка пчелой ужалила в спину. Почти не больно, только все четыре лапы вмиг лишились сил, и я рухнула на пол, мордой проехавшись по нему.
Ну почему? Почему все напрасно? Зачем мне позволено, как дикому зверю, обзаводиться мехом и острыми клыками, если я так беспомощна?
Как мне сбежать отсюда, если кто-то возомнил себя моим хозяином?
Где-то же меня ждет мой мальчик.
Это была странная смесь чувств. С одной стороны, меня распирало от злости на сестер и переживаний за где-то оставленного ребенка. С другой – я была горда собой. Пусть меня унизили, как какую-то собачонку, я не прогнулась под чьи-то дурацкие требования. Осознание своего, возможно, не самого простого характера вселяло надежду.
Учить двадцать седьмую главу из «Заповедей Лунной богини» полагалось в пустом подвале. «Добрые» сестры полагали, что холод, серые стены с облупившейся краской и паутина по углам настраивают на зубрежку как нельзя лучше. И разумеется, я не собиралась открывать потрепанную книгу, которую мне бросили прямо под ноги. Милое обращение с сакральной литературой, что уж там. Даже я, вся кипящая от негодования, не позволила себе надругаться над «Заповедями», разметав их по клочкам.
Выждав для порядка несколько минут заточения, я прислушалась к звукам снаружи и вытащила из волос заколку-невидимку. Поковыряла ею в замке, но он не поддался.