Хуже быть не могло. Лили не предполагала, что в статье появится имя Роберта и название фонда. А они, кроме того, упомянули еще и «Сентинл», и коллекцию. Отложив газету, Лили бросилась к мобильному телефону — тот разрывался от звонков в ее вечерней сумочке на столике в холле.

Перед тем как ответить, она взглянула на номер — звонили из квартиры Джозефин на Парк-авеню.

— Роберт? — спросила Лили. Больше всего на свете ей хотелось услышать, что он возвращается домой и они попытаются вместе справиться с ужасной ситуацией.

— Нет, дорогая, — произнес голос, который Лили хотела слышать меньше всего.

«Вот черт!»

— Добрый день, Джозефин.

— Надеюсь, теперь ты довольна?

— Если вы…

— С той самой минуты как проникла в нашу семью, ты делала все возможное, чтобы опозорить имя Бартоломью. Сначала отвратительная история о теннисном клубе, которую ты раскопала, а теперь это. Домогаться Кристиана де Рамбулье — между прочим, женатого человека! — и довести до самоубийства невинную девушку Лейберуоллер! Черт возьми, Лили! Я знала, что от тебя одни неприятности, но даже не подозревала, насколько ты лживая и злая. Если и есть от этого какая-то польза, то только в том, что мой сын, мой Роберт, теперь знает, что ты за женщина. Я никогда не забуду его слова о том, что тебе не понравилось, как я обустроила вашу квартиру. Ты манипулировала им, заставила думать, будто я вторглась в вашу жизнь или еще какие-то глупости. Но на самом деле тебя не устроило, что многие вещи были из моего дома. Бесценные вещи, принадлежащие семье Роберта, оказались для тебя недостаточно хороши, не так ли? Ты хотела, чтобы я раскошелилась на современную ерунду — модные модульные диваны например? Чтобы я консультировалась с тобой, как обставить квартиру? Смешно! Я размышляла: насколько неблагодарной и испорченной может быть эта девчонка? А потом ты потихоньку начала пытаться испортить отношения Роберта с друзьями и родственниками. Ты постоянно изводила его придирками, пока он не начал чувствовать себя виноватым в том, что проводит время со мной, или с отцом, или с самыми верными и близкими друзьями — с теми, кому он по-настоящему дорог. Ты настолько сбила его с толку, что он не мог понять, как правильно вести себя. Не сомневаюсь, это ты подтолкнула его к уходу с отличного поста в «Кэратерс», чтобы он мог больше заработать в финансовой сфере. Ты настолько жадная и неблагодарная, что деньги, которые он получал как партнер, тебя уже не устраивали. Какое счастье, что мы настояли на добрачном соглашении! Роберт так противился, но, думаю, теперь он благодарит судьбу за это. Ты ведь знаешь, что не получишь ни цента при разводе.

— Джозефин, это все?

— Тебе нечего сказать в свое оправдание?

— Даже не представляю, как реагировать на то, что услышала.

— Естественно, потому что не умеешь себя вести. Уверена, ты всю жизнь вела себя так же нелепо, — фыркнула Джозефин и положила трубку.

Лили опустилась на диван и уставилась в стену, прокручивая в голове речь свекрови. Она запомнила эти страшные слова почти дословно. Лили уже давно поняла, что Джозефин не любит и не одобряет ее поведения, но даже не подозревала о глубине и силе ее ненависти.

Лили одновременно ощутила злость, потрясение и вину. Злость на Джозефин за то, что она, поверив самым отвратительным слухам, повела себя низко и жестоко. Потрясение — потому что представить не могла, что когда-нибудь станет участницей такого разговора, а вину — из-за того, что она, пусть даже случайно, опозорила имя Бартоломью. Если бы не пыталась стать своей в высшем обществе, ничего бы не случилось. Почему она позволила себе так увлечься светской жизнью — настолько показной, лишенной реальности и смысла?

«Черт возьми, зачем мне потребовалось выходить на поле? Стояла бы себе спокойно за боковой линией!»

Лили почувствовала, как в горле образовался ком. Желудок нестерпимо жгло. Она хотела поговорить с Робертом. Почему он так и не перезвонил? Знал ли он о том, какому унижению подвергла ее Джозефин?

В конце концов она снова взяла мобильный и набрала номер Ребекки. Нужно выбросить из головы звонок Джозефин и молчание Роберта и попытаться предпринять хоть что-нибудь, чтобы сократить ущерб от происшедшего.

— Я могу все объяснить! — выпалила она, как только Ребекка сняла трубку.

— Отлично. Потому что тебе придется сделать это лично. Форд хочет видеть тебя как можно скорее.

Лили позвонила Хасинте, но она была занята на семейном мероприятии в Бруклине и могла приехать только ближе к вечеру. Тогда она обратилась к Лиз. Подруга приехала через час, и к полудню Лили уже входила в центральный офис «Сентинл». Охранник выдал пропуск, и она поднялась на десятый этаж, где у выхода из лифта ее встречала Ребекка. Не говоря ни слова, они вместе вошли в угловой офис Форда, обставленный модульной мебелью из стали и белых ламинированных панелей. На столе главного редактора царил идеальный порядок: здесь не было ни блокнотов с пятнами от кофе, ни скрепок.

Лили села на стул напротив стола Форда и ждала, пока он закончит телефонный разговор. Он оказался моложе и ниже ростом, чем представляла себе Лили, с грязными белокурыми кудрями, длинным римским носом и в очках в металлической оправе, которые делали его похожим на драматурга или художника.

— Отлично. Дайте мне знать, что по этому поводу говорят юристы, — произнес Форд, сдергивая с головы беспроводную гарнитуру. Взглянув на Ребекку, он вздохнул, а потом переключил все внимание на Лили. — Что ж, расскажи свою версию этой истории. — Он достал из ящика ручку и лист нелинованной бумаги.

— С какого момента начинать? С того, что произошло в бутике, или еще раньше?

— С самого начала.

Лили рассказала ему о том, как стала посещать с сыном игровую группу и как Морган назвала ее ничтожеством. О Кристиане, который заигрывал с ней на Сен-Барте; как он использовал шаткое положение Роберта в фонде, чтобы заставить ее согласиться на статью о галерее, хотя это был лишь повод, чтобы вынудить ее проводить с ним больше времени. И наконец, описала ссору с Морган из-за цвета платья и ее угрозы сделать так, чтобы Лили никогда больше не могла заниматься организацией благотворительных мероприятий. В конце она призналась, что не собиралась писать статью о коллекции фонда, потому что считала это неэтичным.

Форд положил ручку и откинулся на спинку дорогого офисного кресла.

— Что ж, я тебе верю. — Он снял очки и не сводил с нее зеленых глаз. — Но решать, можешь ли ты и дальше писать для нас и как случившееся отразится на репутации «Сентинл», — дело главного редактора. Я со своей стороны посоветую ему полностью поддержать тебя в этой истории, а также во всем, что касается Эмили Лейберуоллер. «Нью-Йорк мэгэзин» хочет сделать о ней статью, и если они свяжутся с тобой, тут же дай нам знать. И тебе не мешало бы поговорить с кем-нибудь из наших юристов. — Форд записал имя и номер телефона на листке бумаги и протянул его Лили. — Позвони ему сразу, как вернешься домой.