За окном начало смеркаться, когда Нойманн решил, что пора выдвигаться.

– На машине? – спросил Торопов.

– Зачем? Пешком. Тут через лесок всего километров пять. Прогуляемся, не привлекая внимания.

– Здесь есть щетка? – Торопов встал с дивана и подошел к зеркалу, висевшему на стене. Щелчком сбил пылинку с белоснежного кителя, попытался ладонью разгладить морщинку на рукаве.

– Какую щетку?

– Одежную. И хорошо бы бархотку для обуви. Форма и так уже примялась, а если пойдем через лес… – Торопов покачал головой. – Не хочется предстать перед… начальством в затрапезном виде.

– Не волнуйтесь, Торопов, тряпку для ботинок мы вам дадим, а чуть примятый мундир, честное слово, вам не помешает. – Нойманн тоже заглянул в зеркало, бесцеремонно отодвинув Торопова в сторону, поправил узел галстука и удовлетворенно кивнул. – Вполне достойный вид, не нужно нервничать.

В комнату вошел Пауль, дежуривший все это время снаружи.

– Что? – тихо спросил Нойманн.

– Лучше бы нам идти, – сказал Пауль.

– Чужие?

– Кто-то спугнул птиц, – сказал Пауль. – Может, олень, а может…

– Пойдем. – Нойманн достал из кармана пистолет, щелкнул затвором. – Через час встреча.

Они вышли.

Дневная жара уже спала, тянуло даже легкой прохладцей, будто неподалеку было озеро или болото. Скорее, озеро, было просто свежо, без намека на гниль.

– Вот туда, – указал Нойманн. – Пауль вперед, Краузе прикрывает.

– Хотя бы уже поскорее сдать этого красавца, – пробормотал Пауль, проходя мимо Торопова.

– Сам жду с нетерпением, – не удержался Торопов. – Прямо во сне вижу.

– О! – восхитился Пауль. – Самолюбие прорезалось…

– А давайте просто пойдем, – сказал Краузе, разглядывая деревья со стороны дороги. – Мне как-то неуютно…

– Вперед, – скомандовал Нойманн.

Лес был чистый, ухоженный, без подлеска, без кустарника и сухих веток.

Вот такой должен быть порядок во всем, подумал Торопов. И будет.

Они прошли уже километра два, когда их нагнал Краузе.

– Сзади. Трое.

– Только трое? – быстро спросил Нойманн.

– Я увидел троих. Метрах в ста.

Нойманн оглянулся.

– Пробежимся? – предложил Краузе. – Хотя…

– Что – хотя?

– А если они нас гонят в засаду?

– Резонно, – кивнул штурмбаннфюрер. – Значит, движемся без суеты, но быстро. Пауль, ты слышал?

– Слышал, – ответил Пауль, который стоял метрах в десяти впереди. – Я немного пройду вперед…

Я не хочу, подумал Торопов. Я не хочу… Чего именно он не хотел? Не хотел, чтобы за ними гнались? Не хотел, чтобы его травили, как зверя. Выгоняли на номера…

С утра все было так хорошо. Форма, документы… Черт, документы… Они ведь делали ему документы, отдавали фотографию в канцелярию, и там кто-то… На русских работал? Или на кого-то из местного руководства? В любом случае – они получили фотку Торопова, получили возможность опознавать его…

– Никому нельзя верить, – пробормотал Торопов.

– Вы что-то сказали? – спросил Нойманн, нагоняя его.

– Ничего.

– Это правильно. Не сбивайте дыхание. А то ведь придется бежать, а вы запыхаетесь… Вы же не спортсмен? Так, интеллигентская особь дегенеративного типа…

– Я добегу, если будет нужно… – пообещал Торопов. – Это ведь недалеко?

– Просто рядом. – Нойманн указал рукой вперед, в сумерки, которые уже начали заливать лес. – С километр, не больше…

Сзади гулко ударил выстрел. Еще один.

Торопов оглянулся на ходу, споткнулся и чуть не упал, его вовремя поддержал Нойманн.

– Что это? – спросил Торопов.

– Это пистолет-пулемет, два одиночных выстрела, – сказал Нойманн. – Краузе решил, что наши преследователи слишком приблизились… Если перейдет на автоматическую стрельбу…

Автомат сзади выпустил очередь. И еще одну. Или это ему ответил другой автомат?

– Шире шаг, – приказал Нойманн. – Шире шаг…

Из полумрака вынырнул Пауль.

– Там тоже кто-то есть, – прошептал водитель. – Не меньше двух…

– Черт… – вырвалось у Нойманна. – Влево. Будем надеяться, что охрана на выстрелы все-таки явится… Покружим по лесу, пока не подойдет подкрепление…

Автомат Краузе ударил совсем рядом, Торопов даже увидел рыжий огонь, вырвавшийся из автоматного ствола.

– Краузе, – вполголоса позвал Нойманн. – Уходим к просеке…

– Понял, – ответил шарфюрер. – Идите, я следом.

– Я не хочу, – прошептал Торопов. – Не хочу, не хочу, не хочу…

Скорее бы прибыла охрана… Пожалуйста, скорее…

Он уже не видел, куда бежит, куда ставит ноги. Наскочил на ствол дерева, еле удержался на ногах. «Шмайссер» Краузе бил короткими очередями, по два патрона.

Пауль пока не стрелял, Пауль бесшумной рысью бежал рядом, справа от Торопова. Его темный пиджак сливался с лесным мраком, а вот мундир Нойманна, казалось, светился внутренним светом. И мой мундир, спохватился Торопов. Мой мундир тоже светится в темноте. Сбросить его? И брюки? Рубашка ведь тоже белая…

Нужно бежать…

Бежать-бежать-бежать…

Длинная очередь сзади – и тишина. Ни крика, ни выстрела.

Преследователи отстали? Или это они выпустили эту очередь и пуля все-таки отыскала Краузе в темноте? И это значит, что вот сейчас из-за деревьев ударит автомат уже по Торопову? По белому мундиру. По одному из белых мундиров или по обоим…

– Замри, – приказал шепотом Нойманн, схватив Торопова за ремень. – Замри…

Пауль стоял рядом, Торопов видел его темный силуэт. Сердце колотилось, воздух застревал в горле, царапал глотку, обжигал легкие.

Шорох, Торопов дернулся, но штурмбаннфюрер удержал его на месте. Это Краузе. Это их нагнал Краузе. Увернулся от пуль. Или даже перестрелял врагов.

– Замерли, – сказал Нойманн.

Торопов пытался рассмотреть в темноте хоть что-то, напрягал слух, но ничего не увидел и не услышал. Тишина. Испуганные птицы молчали, преследователи не перекрикивались, не стреляли.

– Так, – сказал Нойманн. – Двинулись вперед. Без спешки. На счет «раз». Раз.

Они шагнули вперед.

– Твою мать! – выругался Пауль и толкнул Торопова в плечо. – Ни черта не видно… Хоть глаз выколи…

Стало прохладнее. Легкий ветерок скользнул про вспотевшему лицу Торопова. Подала голос какая-то птица над головой.