Катя, нахохлившись, закутавшись в свой махровый халат, бледная, растрепанная, сидела за столом. А он начал хлопотать. Типа, надо сначала позавтракать, успокоиться, взять себя в руки, а потом ты мне все, все расскажешь…

Он уговаривал ее, как ребенка.

Но Катя не слушала его.

Она думала сейчас о другом.

О тайне.

– Сережа, подожди, оставь все. Сядь.

– Только кофеварку включу.

– Нет. Подожди. Серафима нам сказала о тайне. Сережа, а она есть?

– О чем ты?

– О нашем деле. Обо всем этом. Это – вот так все, как мы видим? Или правда там есть что-то еще? Какая-то тайна?

– Катя, у тебя разгулялось воображение. Это дело об убийствах. Да, очень необычное. Связанное с вещами, с которыми мы не сталкивались. Но это криминальный случай.

– Но ты ведь тоже мне не все говоришь.

– О ком?

– О Сергее Мещерском. – Катя смотрела на него. – О твоем первопредке…

– Я же тебе все о нем рассказал.

– Не все. Ты не сказал самого главного. Что с ним случилось? Что случилось с ними со всеми? Что произошло в тридцать втором году?

Золотой Берег. Западная Африка

Май. 1932 г.

С неимоверным усилием Бенни Фитцрой встал. Его левая рука висела, как плеть. Он сломал ее при падении.

Он схватился правой рукой за древко стрелы и вырвал ее из груди.

Он бы снова упал. Но Мещерский подхватил его.

Закинул его руку себе на шею, держа его со всей силой, на которую был способен. Глянул на рану на груди – на рубашке расплывалось кровавое пятно. Стрела попала в правую сторону грудины, ближе к плечу, и Мещерский надеялся, что сердце не задето. Он глянул под ноги, где валялась стрела. Ее наконечник и древко до середины густо обмазаны черным, словно смолой. Но это была не смола.

Бенни стиснул зубы и попробовал идти сам, но его повело в сторону, и он опять едва не упал. И тогда Мещерский снова собрал все свои силы, приподнял его и взвалил себе не плечо.

Шаг… еще шаг… еще, еще… Он нес Бенни на себе, хотя колени его подгибались.

– Все хорошо… все будет хорошо… Бенни, я с тобой… сейчас мы придем… Совсем немного осталось…

Кровь из раны Бенни заливала его.

– Ты все сделал правильно… я бы так не смог… А ты сделал… И все будет хорошо, обещаю… А потом – пароходом до Кейптауна. И ты покажешь его мне, свой город… А потом пароходом до Карачи и поездом… туда, к ней… Она полюбит тебя… Она обязательно тебя полюбит… Она, наверное, всю жизнь ждала именно тебя… Бенни!

Как же долог этот путь…

И помощи им нет…

Мещерский увидел, как к ним бегут Ахилл и доктор Унковский.

Вместе они дотащили Бенни до смотровой палатки, уложили на походную кровать. Мещерский ножницами разрезал на нем рубашку, снял.

Рана зияла. И там, среди крови, было что-то темное, словно смола.

– Изи, неси кислородные подушки! – закричала доктор Унковский, бросая ей ключи.

Изи со всех ног кинулась к походному шкафу с медикаментами, открыла его ключами, достала две кислородные подушки.

– Дай ему сразу кислород, – велел Мещерский. Он осматривал рану. Унковский подал ему дезинфицирующее средство в бутылке и скальпель. Мещерский залил рану дезинфекционным раствором, затем со скальпелем наклонился над Бенни.

– Потерпи… я быстро…

Бенни смотрел на него, не отрываясь. На лице его, на лбу, на висках – крупные капли пота. Он прерывисто дышал.

Мещерский скальпелем рассек рану вдоль. Бенни заскрипел зубами. Мещерский видел отчетливо на его выпуклой широкой груди ту татуировку, что так хотел рассмотреть вблизи… И вот близко это теперь – перед ним – герб, а в нем вырванный с корнями английский дуб и… сломанная стрела.

Он снова залил рану и всю грудь Бенни дезинфицирующим раствором, стараясь уничтожить то, что внушало ему такой ужас. Начал тщательно обрабатывать. Внешне все было вроде чисто. Промытая обработанная рана.

– Сердечная мышца не задета, – сказал Унковский. – Но в остальном… о боже…

По лицу Бенни прошла судорога, он жадно дышал, словно его легким не хватало воздуха.

– Яд, – прошептал Унковский. – И мы не знаем его природу. Растительный, или животный, или трупный… Стрела была отравлена?

– Да. – Мещерский встал.

Ему хотелось закрыть глаза, завыть, заорать, но вместо этого он с яростью ударил по столу, сбрасывая на пол папки с отчетами о вакцинации, склянки, чернильницу, часы. Ему казалось, что разрушение хоть как-то облегчит их боль, ту, которую он ощущал сейчас вместе с Бенни.

– Рана плохая, задеты сосуды, – прошептал Унковский. – Яд уже там, внутри.

Бенни тяжело дышал. Его голубые глаза блестели. Он был весь мокрый от пота.

– Изи, кислород! – снова приказал Мещерский.

Но это не помогло. Словно невидимые пальцы все плотнее сжимали горло Бенни Фитцроя.

– Яд в первую очередь поражает дыхательную систему. – Унковский сам паниковал. – Сережа, он умирает.

– Изи, неси лоток. Будешь держать его, – сказал Мещерский.

Он открыл пузырек с перекисью водорода и набрал в рот, прополоскал, выплюнул, затем сделал это снова.

Унковский при виде этого изменился в лице.

– Сережа, Сережа, я прошу вас! – Он схватил его за плечо, разворачивая к себе. – Сережа, это не поможет! Не делайте этого!

– Одно это и может помочь. Вы сами это знаете.

– Нет! Это же не змеиный укус! Подумайте сами! Это не змея его укусила! Это боевая рана, глубокая. Яд уже там. И вы… вы не сможете!

– Я смогу. Я попытаюсь.

– Вы сами умрете! Кто даст гарантии, что… Сережа, я умоляю вас! Есть разные способы самопожертвования и героизма, но они должны быть оправданы! А то, что вы хотите сделать, это… это не поможет! Отбросьте эмоции! Думайте как врач, как профессионал!

– Я думаю и делаю что нужно, что должен. – Мещерский наклонился к Бенни.

– Да вы сами погибнете! – не выдержал Унковский. – Вы умрете!

– По-вашему, я буду спокойно смотреть, как он умирает? Как уходит все самое дорогое, что я имею в жизни?

Мещерский крепко сжал руку Бенни и потянулся к его ране.

И Бенни понял. Все же он был очень сильным, этот Бенни Фитцрой. Преодолевая сопротивление Мещерского, он поднял свою здоровую руку и оттолкнул его от себя.

– Нет! Не смей!