– Девочка, ты иди, иди. Посиди пока в коридоре. – Дарью подняла за плечи медсестра.

– А как же дедушка? Он уснул?

– Уснул, уснул... – Женщина отвернула лицо.

– А когда он проснется? – спросила Даша уже в дверях.

– Я тебе потом скажу, милая... Ты иди...

* * *

Дома Владимира ждал сюрприз. Едва он переступил порог, как увидел в прихожей вышедшую ему навстречу Лиду. Она была в ярком сарафане, загоревшая, с кулоном на груди в виде ракушки. На полу в прихожей стояли дорожная сумка и большой пакет.

– Строгов!

– Лида... Приехала...

– А ты что так вяло встречаешь меня, почему такой замученный вид?

Владимир разулся, прошел в комнату и устало шлепнулся на диван.

– А почему ты не отвечала на мои звонки?

– Я хотела проучить тебя, Строгов! Чтобы знал, как...

– Слушай, подруга! Так никто не делает. Я переживал за тебя, я волновался...

– Ах, волновался?! А я не волновалась, что отпуск проходит, а мы сидим в городе, как дураки? Вернее, я сижу, а ты где-то там мотаешься, неизвестно где...

– Лида, ты прекрасно знала, где я был и по каким делам.

– Ничего я не знала и знать не хочу! Надоело все, Строгов, понимаешь, надоело! Я хочу нормально жить, жить с тобой, замуж за тебя хочу... Детей... А ты какой-то... ненормальный!

– От ненормальной слышу!

Лида посмотрела на Владимира с укором:

– Я думала, что я приеду и ты обрадуешься! Думала: ты соскучился... А ты... ты... даже не обрадовался, не бросился ко мне!

– Лида, извини, но тут такое дело... У одной девушки беда: у нее умер дедушка – вот только что, и она теперь осталась сиротой. У нее совсем-совсем никого нет. Я теперь просто не могу ее оставить, не имею права, слышишь? Она совсем одна, на всем белом свете. И у нее горе...

– Ты что, теперь всех сирот будешь подбирать и в дом приводить? Ты совсем дурак, Строгов? Вон их сколько по детским домам! Ну, иди, усынови-удочери их всех, раз такой добрый!

– Нет, подожди, Лида, здесь совсем другое... С этой девочкой меня свела судьба...

– Ах, судьба! А как же я? Строгов, я думала, что я – твоя судьба. Что мы поженимся, что будет у нас семья, дети... Или я для тебя недостаточно красива?

– Лида! При чем здесь красота? Да, ты красивая девушка, но пойми: в мире есть вещи поважнее...

– Ах, поважнее? И что именно? Помогать всем, кто попал в беду?

– Ну, не всем, не преувеличивай. Это просто физически невозможно... А вот тем, кто волею случая оказался рядом и мимо кого не можешь пройти... Это называется сострадание.

– Дурак ты, Строгов! Сострадание! Всех невозможно пожалеть. Надо жить для себя, создавать свое собственное счастье, как ты не понимаешь? Жизнь короткая, и если посвятить ее другим, на себя просто не останется времени.

Лида встала, гордо вскинув голову.

– Не всем же быть такими умными, как ты, – спокойно сказал Владимир.

– О чем с тобой вообще говорить после этого? – закричала Лида в сердцах. – Так ты что, опять едешь на свой хутор?

– Еду.

Он тоже встал.

– Строгов, запомни: если ты сейчас уедешь, ты меня больше никогда не увидишь!

– Хорошо, запомню. – Владимир вышел в прихожую.

– Дурак! Скотина! Я тебя ненавижу! Я два года на тебя потратила, а ты сейчас вот так со мной, да?..

Она открыла шкаф и начала собирать свои вещи. В дорожную сумки летели ее платья, юбки, маечки... Через десять минут Лида громко хлопнула дверью.

* * *

В следующие выходные Чиндяйкин и компания снова отправились на хутор. Владимир наблюдал за ними из кустов. Он ждал их здесь с раннего утра. Он был в камуфляжной форме, лицо его было раскрашено полосами. Он держал в руках винтовку, которую бросил последний сбежавший со стройки сторож. Ружьишко, конечно, было так себе, Владимир это понимал, но если попасть прямо в сердце...

Он выжидал момент. Он стоял в позе охотничьей собаки, подстерегающей дичь. Гуляющие веселились, пили, делали шашлыки, горланили песни. Кто-то дурачился, кто-то просто тупо жрал, не отходя от стола. К таким относился и Чиндяйкин. Он сидел в плетеном кресле, поедал бутерброды, похоже, с икрой и пил коньяк. Он сидел боком к Владимиру, и тот ждал момента...

Вот чиновник вышел на середину пляжа, начал приплясывать, размахивая руками, его жена присоединилась к нему...

Владимир прицелился. Из-за громкой музыки никто, конечно, не слышал выстрела, но некоторые увидели, как в груди у Никанора Никодимовича вдруг появилась дырка, как раз в области сердца. Он неестественно дернулся, уронил руки и повалился, как колода, прямо на свою разошедшуюся в пляске жену. Она дико завизжала, все бросились к Чиндяйкину...

Владимир выбрался из кустов, закинул винтовку за плечо и зашагал к лесной избушке с чувством облегчения. Проезжая через деревню Песчаную, он выбросил винтовку в пруд...

* * *

В этот же день Владимир заехал к Кириллу. У того был выходной, он лежал дома на диване и пил пиво.

– Почему ты не едешь к Даше? – без всяких предисловий спросил Строгов.

Друг отвернулся.

– С Дашей у нас все...

– Как это все, в каком смысле? Ты же собирался жениться?!

– Понимаешь, у нее случилось... Одним словом, она мне рассказала, что ее изнасиловали.

– Сама рассказала?

– Да.

– А ты решил ее бросить?

– А ты-то чего напрягаешься, Строгач? Тебе-то до этого какое дело?

– Не думал я, что ты так... Она же только-только последнего родного человека похоронила! Девчонке семнадцать, и она одна на всем белом свете... Ты был ее женихом...

– У нее соседи вон есть. Она сама сказала, они ей теперь как родные.

– «Она сказала...»! Они-то родные, а ты...

– А что я, Строгач? Я всегда говорил: женюсь только на целочке, чтобы до меня – ни с кем... Я не виноват, что с ней все так получилось... Ну, вот такой я, что поделаешь?! Убить меня теперь за это, да? Я и так переживал, если хочешь знать, даже напился...

– Смотри не спейся с горя.

Владимир встал и ушел.

Он шагал по улице, курил, чтобы хоть как-то успокоиться, когда ему позвонил адвокат Пороховницкий:

– Владимир, я только что узнал... Богоборцев скончался в СИЗО...

Строгов, оглушенный, застыл на месте.

– Как скончался?! От чего?

– От чего у нас обычно умирают в СИЗО? От сердечной недостаточности, естественно...