пожелания: чтобы постоянно живущим в Вене евреям позволя­лось приобретать недвижимость в городе и в селах Нижней Авст­рии; чтобы представители венской колонии извещались каждый раз перед публикацией правительственного распоряжения о евреях, дабы они могли предостеречь от враждебных еврейству мероприятий; что­бы отменить специальный брачный налог под названием «шлейертаксе», не считать обязательным присутствие полицейского комис­сара при церемонии бракосочетания и не принуждать жениха под балдахином произносить формулу обручения непременно по-немец­ки; допускать на государственную службу евреев, окончивших уни­верситет со степенью доктора; в письменных обращениях властей не адресовать: «еврею такому-то» («An den Juden N.N.»), а «Господину Н. Н.» или просто «Н. Н.»; снять с помещения «Юденамта» вывеску с надписью: «для евреев, разносчиков мебели и извозчиков»; нако­нец, освободить приезжих евреев от уплаты «билетной таксы», кото­рая является заменою упраздненного оскорбительного «лейбмаута» или лейбцоля. Все эти пожелания, которые венские нотабли осмели­лись выразить, по-видимому, под влиянием провозглашенной во Франции эмансипации евреев, возмутили австрийских бюрократов. В отзыве нижнеавстрийского правительства некоторые из этих по­желаний были названы «дерзкими» и «заносчивыми». Так посмотрел на еврейские ходатайства и император. В резолюции от 9 мая 1794 года он повелел большую часть этих ходатайств «решительно отвергнуть», просьбы об изменении формы обращения в адресах и надписи на «Юденамте» признать заслуживающими внимания, но уже частью ис­полненными; относительно же прав государственной службы было указано, что предоставить их евреям вообще нельзя, но в отдельных случаях можно допускать на государственные должности евреев с выс­шим образованием, высокоталантливых и высоконравственных, «ко­торые отделились по своему образу жизни от больших масс своих единоверцев».

Так обращались даже с верхами еврейского общества в Вене. Обидный термин «терпимые» (Tolerierte) был синонимом привилегированных среди презираемых «больших масс» и служили орудием защиты против полицейского произвола. Эта кличка употреблялась самими евреями в официальных бумагах и даже, как некий почетный титул, на надгробных памятниках. Доныне можно читать на венском кладбище надписи того времени в таком роде: «Здесь покоится тер­пимый еврей (такой-то)» ... Так как терпимость продавалась за день­ги, хотя и большие, число покупателей этого товара все возрастало. Рост еврейского, населения Вены пугал правительство. В 1802 г. спох­ватились, что в столице живет около 130 семейств терпимых, кото­рые вместе со своими служащими составляют около 1400 душ (на общее население в 300 000). Чтобы затруднить приток евреев, реше­но было поднять на 50% огульную сумму «толеранцгельд» (до 18 000 гульденов ежегодно) и приостановить дальнейшую выдачу разреше­ний впредь до нового распоряжения императора. Начиная с 1807 года от каждого нового кандидата в «терпимые» требовалось доказатель­ство, что он обладает состоянием не менее чем в 60 000 гульденов. Было еще разъяснено, что эта «привилегия» дается главе семьи толь­ко пожизненно, а его вдова и дети лишаются права жительства в Вене, если не располагают самостоятельным большим капиталом. Бывали примеры жестокого изгнания вдов и сирот из столицы Габсбургов. По-прежнему оставался в силе общий запрет владения недвижи­мостью в Вене, и только в 1811 г. еврейской колонии разрешено было построить дом для реформированной школы. Синагогу раз­решили построить, после долгих ходатайств, только в поздней­шее время.

Был, однако, момент, когда правители Австрии испытывали по­литический страх перед теми, которых они так унижали. Это было в 1806 г., когда в Париже заседали еврейские нотабли и готовился со­зыв Великого Синедриона. Уже в сентябре этого года ловкий дипло­мат Меттерних, тогдашний австрийский посол в Париже, сообщил в Вену, что Наполеон неспроста созывает еврейских нотаблей различ­ных стран: помимо ближайших целей, вроде упорядочения дел в Эльзасе, дальновидный французский император, предпринявший тогда поход в Германию и в Польшу, имеет в виду приобрести там сочувствующих среди евреев, которые могут усмотреть в нем своего мессию, призванного освободить их от ига бесправия во всех странах. Через месяц после опубликования прокламации к евреям всех стран о созыве Синедриона в Париже, Меттерних сообщает в Вену: «Если император (Наполеон) и не нарочно придумал это совпадение созыва Великого Синедриона с своими военными операциями, то все же нет сомнения, что он не преминет выставить себя освободителем христиан в Польше и мессией для тамошнего огромного еврейского населения». А так как часть Польши (Галиция) входила в состав Австрийской монархии, то в Вене переполошились. Испуг создавал политические фантомы: Наполеон созывает еврейский парламент с целью образовать из евреев всех стран тайный союз для проведения французской политики, а в таком случае недовольные старым порядком австрийские евреи могут оказаться в союзе с французскими завоевателями. Шеф австрийской полиции барон Зуммерау обратил внимание императора Франца, что в еврейском воззвании о Синедрионе говорится о «полном возрождении еврейского народа» — явное доказательство, что Наполеон является для евреев «псевдомессией». По повелению Франца, Зуммерау разослал всем начальникам полиции в провинциях циркуляр (7 октября 1806 г.), в котором, обращая их внимание на идущую из Парижа агитацию, говорит: «Уже поверхностный взгляд на ход дела раскрывает его политическую тенденцию и заставляет опасаться последствий величайшей важности для тех государств, где этот народ рассеян и имеет значение благодаря своему богатству, связям, хитрости и сплоченности. Здесь, невидимому, сказывается та же тактика, благодаря которой Наполеон придал масонству политическую организацию и образовал из этого ордена в некоторых государствах тайную полицию для своих надобностей». Шеф полиции поэтому требует от местных властей принять все меры к тому, чтобы не допустить сношений между австрийскими евреями и парижским еврейским «конгрессом». Для этой цели предписывается иметь надзор за иностранной корреспонденцией евреев, в особенности образованных, и следить, не поступило ли в какую-нибудь еврейскую общину пригласительное письмо из Парижа; затем, ни под каким видом не выдавать евреям паспортов для выезда в Париж и разъяснять желающим ехать, какие печальные последствия такая поездка может иметь для них лично и для их народа.

Австрийская полиция стала усердно «следить» и строчить по начальству донесения, основанные частью на верных наблюдениях, частью на вздорных слухах. Наблюдения убедили полицию в Боге­мии, Моравии и Галиции, что местные евреи, особенно ортодоксы или хасиды, не сочувствуют парижскому Синедриону, стремящему­ся к преобразованию иудаизма. Директор венской полиции предста­вил даже «фактический материал»: список еврейских семейств в сто­лице с отметками, в каких семьях придерживаются религиозных об­рядов и едят кошерную пищу и в каких царит вольнодумство. Поли­ция усердно перехватывала почтовую корреспонденцию. Со страхом сообщалось, что тот или другой обыватель получил письмо с ново­стями из Парижа; таким адресатам отдавали корреспонденцию пос­ле просмотра, но бдительно следили за ними. Беспокоила правитель­ство прогрессивная еврейская община в Триесте, единственная в Ав­стрии, которая сочувствовала парижскому Синедриону; здесь было предписано всякого еврея, который вернется из Парижа в Триест, задержать и подвергнуть строгому допросу.