А вы, может, подумали, что, говоря о свершенном, дескать, Красиным, мы имели в виду произошедшее с ним в деревне? Вроде бы, дескать, измену возлюбленной? Нет, не-ет, дорогие мои. Тем более, что с тою женщиной в Kатином платье не все так просто. А вот мы вам расскажем.

Вынеся князя Глеба из клиники Полубоярова на руках, Красин свистнул извозчика и, понимаючи, что в иную какую клинику старика везти невозможно, поскольку оттуда его немедленно же вернут в клинику прежнюю, Красин повез его к себе на квартиру, собираясь приватно вызвать туда знакомого врача. Глеб Глебович тяжело дышал, глаз не открывал, но, вне всякого сомнения, оставался жив. Из уголка его искривленного рта, как и из уголков обоих глаз, сочилась мутная влага.

И об заседании Главбюро, где, несомненно, ожидали его, Красина, возвращения – на минуточку он вышел-то – и вообще обо всем позабыл Красин и тем самым изменил ход истории российской – ну, разумеется, так, как она, история, здесь нами излагается. Вы не диссертацию читаете, дорогие мои, а роман! Да-с, не диссертацию! Нет, не диссертацию! Роман!

Когда Красин усаживал старика в пролетку, двое служителей подошли было, один даже успел произнести: «Это… господин… строго возбраняется…». И тут же и третий подошел от дверей, чрез которые только что прошел Красин с князем Глебом Глебовичем Кушаковым-Телепневским, артиллерии поручиком, на руках.

Вы уж наверняка ожидаете, что Красин наш со всеми этими троими обошелся чрезвычайно жестко… Но нет. Помните, мы вам говорили, что такие глаза в тот момент были у Красина, что никто не решился его остановить? Красин только взглянул, трое стражей тут же повернулись и молча отправились по местам своим. Вот только так и можно совершенно запросто выйти из сумасшедшего дома. Мало ли, вдруг вам, дорогие мои, когда понадобится?

У красинского парадного нервно прогуливалась туда-сюда женщина в сером летнем пальто и синей шляпке с черным пером. На цокот копыт она оглянулась, на струне находящийся Красин мельком взглянул ей в лицо, тут же помимо себя, помимо всех произошедших с ним событий, конечно, узнал, он же память-то еще не потерял, Красин-то наш, он хотя и находился сейчас на ооочень, значит, сильной струне, все равно оставался огурцом.

Это была нынешняя и, добавим мы, последняя альфредка красинского хозяина Визе, впустившая Красина к Визе в кабинет. Ну, что у Красина произошло с Визе, мы вам рассказывали.

Альфредка подскочила к пролетке, словно бы собиралась помогать Красину нести Глеба.

– Иван Сергеич!

– Будьте добры, достаньте у меня из кармана деньги, вот здесь, – поворачиваясь к ней боком, довольно неприятным тоном попросил Красин, но та не то, что помогала, а только вдруг пошла вся багровыми пятнами по лицу и молча стояла, как столб, сжимая сумочку.

– А! С вами со всеми! – совсем уж мерзким голосом произнес Красин, перехватил одною левой рукой почти невесомого старика, правую руку сунул в карман, вытащил горсть мелочи и высыпал в руку извозчика. Тот обомлел от этакой щедрости – инда от желтого ведь дома доставил господ! – и даже не нашел благодарственного слова, только поскорее, пока умалишенный бородач в сознательность не возвернулся, хлестнул по лошаденке и уехал.

Красин понес князя Глеба по лестнице, альфредка все так же молча потопала следом, ее каблуки издавали на ступенях цокот, какой издают лошадиные подковы. Красин оглянулся пару раз, но ничего не сказал.

В квартире Красин положил привезенного на софу в гостиной, прикрыл до подбородка пледом и отпер бюро.

– Я сейчас вам передам записку для врача и покорнейше прошу, – сказал Красин, заставляя себя быть прежним Красиным и говорить доброжелательно, как и пристало воспитанному человеку говорить с женщиной, с любой женщиной в любых, добавим мы, обстоятельствах, – покорнейше прошу записку эту немедленно же доставить, чем меня немало обяжете. Тут недалеко… э… – тут Красин на мгновение затруднился, потому что вот имени альфредки он не помнил, имен всех барышень не упомнишь даже при красинских мозгах, а возможно, и вовсе не знал. Не называть же Альфредкою!

– Елизавета! – торопливо произнесла она. – Лиза!

– Очень хорошо! Лиза! Вот. – Он подал записку и даже улыбнулся, отчего барышня немедленно же переступила ногами, как лошадь. – Лиза! – та вновь переступила. – Весьма обяжете! Выйдете из парадной налево, и повернете в первую же арку, а там, перешедши улицу, сразу увидите зеленый с двумя колоннами особняк. Доктор Бортяков. Запомните? Я адресата не написал… Вы запомните. Доктор Бортяков!.. Лиза?

– Иван… Сергеич… – она так же, как давеча в приемной, вылупила глаза и было повернулась, чтобы идти, но тут старик очнулся и слабо заворочался.

– Не… Не надо… Нне… нна… до…

– Чего не надо, Глеб Глебыч? – Красин наклонился над ним.

– Врача… Доктора не надо, – вполне осмысленно и четко произнес старик и открыл глаза. – Поздно мне доктора… Я сейчас умру.

Альфредка Елизавета ахнула.

Красин было открыл рот, чтобы произнести слова, которые добрые люди всегда говорят всем умирающим, но князь поднял упреждающе ладонь; рука его поверх пледа оставалась неподвижною, а ладонь двигалась – да, поднял ладонь: дескать, не надо пустых слов, а тем более напрасных действий.

– С кем имею честь? – твердо спросил лежащий, словно бы это не он только что говорил, что сейчас умрет.

– Инженер Красин Иван Сергевич, – доложился Красин, разве что каблуками не щелкнул. Он вновь, как очень редко бывало в его прежней жизни и почему-то очень часто – неспроста это, ох, неспроста! – стало происходить в жизни теперешней, в последние-то дни, он вновь, значит, затруднился, желая добавить что-то к этой ничего не значащей для стороннего человека аттестации, собрался было добавить самое, на его взгляд, верное: – Друг… то есть, жених… – И непреложное: – Муж вашей племянницы Катерины…

Но не сказал Красин про племянницу, к счастью. Или к несчастью, это как посмотреть. Возможно, будущее покажет, мы не знаем. Бог знает. И рекомендовался так:

– Строю мост через Нянгу возле села Кутье-Борисово. В ваших местах, ваше сиятельство… Строю мост!

Глаза Глеба вспыхнули, синие пронизывающие собеседника глаза всех Кушаковых-Телепневских вспыхнули, старик слабо улыбнулся и кивнул. И тут же перевел взгляд на женщину.

– Елизавета, – быстро произнесла она, суетливо кланяясь, как болванчик. – Елизавета!.. Елизавета!.. Елизавета!..

Тут Красин понял, что барышня кроме имен собственных ничего произносить не умеет, и доложил за нее:

– Елизавета – добрая знакомая промышленника Альфреда Визе, который финансирует строительство моста. Этого самого моста – у вас, в окрестностях Глухово-Колпакова.

– Дейнего! – заполошно добавила альфредка вдогон, польщенная данной ей аттестацией. – Дейнего! Елизавета Дейнего! Из хорошей семьи! – еще выпалила та, будто бы на содержание нанималась к умирающему.

Красин отстранил ее от старика. А тот вновь теперь неотрывно глядел на Красина.