– Здравствуйте, – тихо ответила она.

– Ника, мы с Сергеем Сергеевичем хотим немного поговорить с тобой, ты не против?

Ника молча кивнула. В глазах мелькнуло беспокойство, что не ускользнуло от обоих врачей.

– Ника, мама позавчера принесла тебе блинчики, так?

Девочка снова кивнула. Остальные девочки незаметно отошли и сели на свои кровати. Все молча слушали разговор, делая вид, что занимаются своими делами.

– Ника, а еще что-нибудь мама тебе приносила? Какую-то другую еду?

Ника помолчала, потом ответила:

– Ну, ее мармелад диетический… и банановые чипсы… и воду. Я все это ем обычно дома, мне это можно, – словно оправдываясь, сказала она.

– А можно нам взглянуть на эти продукты?

Ника пожала плечами и наклонилась к тумбочке, чтобы достать пакет с мамиными гостинцами. В этот момент подушка ее съехала на бок, и из-под нее с громким стуком посыпались на пол разноцветные таблетки. Все в палате замерли и не могли оторвать глаз от этого взрыва все цветов радуги – желтые, зеленые, розовые, красные, но больше всего – синих, ярких, небесно-синих таблеток.

Сергей Сергеевич медленно встал с кровати, присел на корточки и подобрал несколько таблеток. Положив их на ладонь, он принялся их рассматривать, а потом, подняв глаза на Нику, у которой покраснела от ужаса вся голова, спросил:

– Ника, что это за таблетки? Откуда они у тебя? Это тоже тебе мама принесла?

Ника отчаянно замотала головой. Она не знала, что ей делать и говорить, поэтому просто зажмурилась, чтобы не заплакать, и продолжала отрицательно мотать головой.

И тут раздался звонкий голосок:

– Ника, ну это же мама тебе принесла, помнишь? Ты еще не хотела их пить, а она тебе говорила, что надо! Разве ты забыла?

Теперь все, как по команде, повернули головы к маленькой Лере, которая, приподнявшись на локте, завороженно разглядывала валяющиеся на полу разноцветные таблеточки, которые казались ей конфетками. Заметив, что все смотрят на нее, она обернулась к своей маме:

– Мам, я как раз играла в планшет тогда, ты мне разрешила, помнишь? Перед обедом? А тут мама Ники пришла, и я увидела, какие красивые у нее таблеточки в пакетике, а Ника еще их есть не хотела, я бы вот все съела, если бы мне дали, они вкусные, наверное.

Нестор придвинулся поближе к Нике. Та открыла глаза и смотрела на него очень испуганно. Руки ее заметно дрожали, она заламывала пальцы – то ли от боли, то ли от волнения.

– Ника, скажи мне, пожалуйста, ты принимала эти таблетки? – медленно и очень внятно произнес Нестор, не сводя глаз с девочки.

Ника покачала головой, потом не удержалась и всхлипнула.

– Сначала нет, – пробормотала она. – Но вчера утром, когда мне стало плохо, я все же выпила одну дозу, но меня почти сразу вырвало ими же. Они даже раствориться не успели. А вторая доза вот, – Ника махнула рукой в сторону рассыпанных на полу таблеток. Кристина и Маша уже помогали Сергею Сергеевичу собрать остальные таблетки.

Медсестра, которая недавно зашла в палату, взяла в руки одну из синих таблеток.

– Это же Ферроцин, – сказала она. – Мы только что такие же таблетки Лере разводили.

Сергей Сергеевич и Нестор переглянулись. Старший врач быстро забрал у девочек все таблетки, поблагодарил их за помощь и кивнул молодому коллеге. Нестор встал, кивнул Нике, попрощался с остальными в палате, и пошел на выход за Сергеем Сергеевичем.

Следующие два часа они провели, сидя за столом в ординаторской и вполголоса обсуждая случившееся, строя догадки и высказывая предположения. Получалось, что мама Ники добавляла дочери в еду таллий, вызывая весь этот набор необъяснимых симптомов – от зеленой мочи до облысения, но при этом давала ей и антидот – Ферроцин, или берлинскую лазурь, благодаря чему симптомы магическим образом купировались словно сами собой, ставя в тупик врачей. Когда Ника впервые попала в больницу без мамы, то ей стало лучше, ведь таллий перестал поступать в организм с едой, но мама все же сумела передать ей отравленные блины, что вызывало новые приступы. К несчастью, отравилась и маленькая Лера. При этом Лина попыталась дать Нике и антидот в таблетках ферроцина, но у девочки не получилось их принять. Объяснить такое поведение мамы можно было только одним – психическим расстройством под названием делегированный синдром Мюнхгаузена. Ни Сергей Сергеевич, ни Нестор ранее не сталкивались с подобным, хотя оба признались, что им случалось подозревать что-то такое в поведении некоторых матерей, но у них никогда не было доказательств, поэтому они не решались на открытую конфронтацию. Сегодня же у них был шанс доказать, что девочку травила собственная мать. Нужно было только дождаться результатов анализов.

На протяжение всего разговора Сергей Сергеевич то и дело обновлял окно почтовой программы. Наконец, спустя два часа, он подпрыгнул в кресле – пришло письмо из лаборатории. Он тут же открыл его и быстро пробежал глазами по таблицам и цифрам. Потом поднял глаза на Нестора.

– У обеих девочек в крови и моче очень высокое содержание таллия, – сказал он.

Нестор сглотнул.

– Что мы будем делать? – спросил он.

Сергей Сергеевич развел руками.

– Ну, а что нам остается делать? Назначим Нике то же лечение, что и Лере.

Нестор кивнул.

– И вызовем полицию, – закончил Сергей Сергеевич.

* * *

Лина не находила себе места. Ходила из комнаты в комнату, не выпуская из рук телефон. Ника с самого утра не отвечала на ее сообщения и звонки, а время уже близилось к четырем пополудни. Лина пыталась звонить ее врачу, но кто-нибудь все время отвечал, что Сергей Сергеевич занят – то на обходе, то на совещании, то его срочно вызвали в палату.

Лину постепенно охватывала паника. Она решила, что нужно ехать в больницу и требовать пустить ее к дочери. Или хотя бы покричать ей в окно, чтобы она услышала и выглянула. Лина пошла в спальню и начала одеваться. Пока она застегивала пуговицы кардигана, ее взгляд остановился на ее последних работах, которые она совсем недавно развесила на стене – это были выполненные все в той же технике цианотипии изображения еловых и сосновых веток. Честно говоря, у нее заканчивались идеи – она уже использовала все, что только можно в качестве объектов для своих картин. Но продолжать поддерживать легенду было необходимо, так ей казалось. С тех пор, как Алекс чуть было не выяснил правду о том, зачем ей нужен Ферроцин, когда Нике было еще три года, Лина активно демонстрировала свое увлечение цианотипией, чтобы