— Ничего, я вас прекрасно понял, — усмехнулся маг.

Он буркнул что-то невразумительное, и над его раскрытой ладонью засветился голубовато-белый шарик. Шарик облетел вокруг мага, всплыл к потолку и завис там, освещая комнату. Появившиеся тени предметов заплясали и успокоились, а Крандж стеснительно закутался в простыню — по жаркому времени капитан спал раздетым.

— А что, если я метну в вас молнию? — обыденно спросил Столваагьер. — Прямо сейчас. Готовы?

— Эй! Не надо! — подскочил капитан. — За что?!

— Не тревожьтесь, не стану, — снисходительно сообщил маг. — А вот если бы я задал этот вопрос любому из здешних монахов, он бы не удивился и не испугался, а попросту ответил бы, что готов. И если бы я бросил в него сгусток магической энергии, монаху бы ничегошеньки не сделалось. Чувствуете разницу?

— Да, — пробормотал капитан, украдкой отирая пот. — Вероятно… эээ… вера здешних братьев очень крепка?

— Примерно так, — согласился Столваагьер. — И все-таки, брат Фубо, лично вы верите в магию или отрицаете ее?

Крандж разозлился. Во-первых, он чуял подвох, но никак не мог понять, куда же клонит маг. И, во-вторых, тому не следовало называть капитана ненавистным именем.

— А вы-то сами? — огрызнулся Крандж. — Вы кто, маг или пустовер?

— Браво, сударь.

Столваагьер демонстративно похлопал в ладоши. Светильный шарик, наверное, решил, что его зовут поиграть. Он сорвался с места, ринулся к магу, ткнулся ему в руку и прилип. Маг сердито стряхнул его и прикрикнул на шарик, как на щенка. Тот потускнел, вернулся на прежнее место и повис неподвижно.

— Я рад, что вы задали этот вопрос, — спокойно сказал Столваагьер. — Я маг, и это ничуть не препятствует мне быть пустовером. Потому что по сути вещей пустоверие — лишь разновидность магии.

— Хвост мне в глотку! — буркнул капитан Крандж. — Лучше б я вас не слушал. Теперь я вовсе ничего не понимаю.

— Сейчас объясню, — посулил маг. И стал объяснять.

Учение пустоверов в его исходном варианте рисовало картину мира по принципу «или — или». Или магия действует, или нет. А не действует, потому что пустоверы в нее не верят. Именно в таком виде учение сохранилось в монастыре на острове. Но отрицатели на континенте, развивая взгляды под давлением обстоятельств, пришли к выводу, что суть пустоверия в действительности иная. Это не есть неверие в то, что магия подействует. Это есть вера в то, что магия не подействует. Так северные пустоверы от отрицания магии перешли к отрицанию отрицания…

Капитан Крандж замычал, как от больного зуба.

— Ну что еще? — недовольно спросил Столваагьер, который едва успел разогнаться и обрести плавность речи.

— Сударь маг, — трагическим басом сказал Крандж, — вы уж либо объясните так, чтобы я понял, либо не объясняйте вообще.

— Хм… — похоже, Столваагьер удивился. — Ладно. Можете считать, что пустоверие, оно же отрицание — это одна из разновидностей магии. Поэтому я могу и заклинания творить как маг, и противодействовать им как пустовер. Так вам понятно?

— Ну, вроде да… — протянул капитан. Что-то вертелось у него на уме, но не давало себя ухватить, как скользкая рыбешка. — А, вот! Магом быть — талант нужен, да еще знания. А пустовером может быть всякий, вы сами только что говорили. И как это понимать?

— А вот здесь, — хищно ухмыльнулся маг, — и кроется причина, по которой нам нужны здешние пустоверы, сохранившие учение в первозданном виде. Мы обратим в пустоверие сотни, тысячи человек. Десятки тысяч, если понадобится! Пусть они умеют лишь держать защиту, зато надежно. Но повести их в бой сумеют лишь северные отрицатели, пустоверы нового толка, действующие маги. Я сам возглавлю…

— В какой еще бой? — опешил капитан.

Столваагьер осекся и пристально взглянул на него.

— Пожалуй, вам пора спать, — неожиданно мягко сказал он. — Вижу, вы совсем устали. Того и гляди, заснете на полуслове… Да вот вы и засыпаете…

Крандж пытался протестовать — но напрасно. Он уже спал. Последней мелькнувшей у него мыслью была горькая догадка, что маг, в сущности, не ответил ни на один из его вопросов.

* * *

Нисси проснулся рано. Он бы, наверное, спал еще, но его разбудила кусачая муха. Она лезла в глаза и жужжала у самого уха. С просыпа Нисси не сразу сообразил, где находится. Он лежал на полу, завернувшись в тощее одеяло. Ночью сквозь сон Нисси слышал раскаты грома и шум дождя, ему было жарко и душно, а перед рассветом стало зябко.

Чтобы отогнать вредную муху, Нисси пришлось размотать свой кокон, и в результате сон с него слетел. Забор, вспомнил он. Почтальон. Сарай. Мальчишка-маг по имени Мабен. Они с Мабеном не успели договорить, он заснул — и проспал, получается, весь вечер и всю ночь до самого утра. В сарае было темно, новый день только занимался.

Дрожа от сырости, Нисси выбрался из сарая в ближайшие кустики. Поскорее вернулся и закутался в одеяло. Его трясло в ознобе, постукивали зубы. Он вроде бы и согрелся, а противная дрожь никак не унималась. Нисси испугался: с ним что-то не так! Что-то очень сильно не так. Может, он заболел?

Все тело ощущалось чужим, неловким и непривычным. Будто его подменили, пока Нисси спал. Он вытянул руку, чтобы ее рассмотреть. Рука как рука. У основания большого пальца — шрам от капкана, в который Нисси попался, когда ему было шесть лет. Вором быть непросто. Нисси сжал пальцы в кулак, разжал. Они слушались, но как-то с заминкой. Нисси вскинул руку вверх. Рубаха впилась ему в плечо и лопнула с треском. Нисси выругался, глядя на оторвавшийся по живому рукав, который теперь болтался на лоскуте.

Ругательство застыло на губах Нисси. Это был не его голос, он звучал иначе. А рукав рубахи, который вчера доходил ему до запястья, сегодня едва прикрывал локоть.

— Меня подменили! — вслух сказал Нисси.

Но пока он произносил эти слова, он уже понял, что с ним произошло.

— Я вырос… — прошептал Нисси своим новым голосом.

Он больше не был тем мальчишкой, каким засыпал. Нисси стал подростком. За ночь он повзрослел лет на пять. Парнишка осмотрел свои руки и ноги, и нашел, что они удлинились. Штаны оказались ему еще теснее, чем рубашка. Вообще непонятно, как он сумел их снять и надеть обратно, когда ходил в кустики. Нисси придирчиво исследовал свое тело. В паху курчавились жесткие волосы. Изменились не только руки-ноги и голос, изменилось все.

— Завтра я стану взрослым, — пробормотал Нисси. — А через два дня буду стариком.

У него закрутило в животе, будто он объелся незрелых слив. Это пришел страх. А затем в животе засосало и заурчало. Это явился голод. Голод был привычнее страха. Нисси решил, что сначала надо украсть еду, затем новую одежду, и только потом поговорить с Мабом о том, как украсть обратно королевский перстень.

Парнишка прикрыл за собой дверь сарая, бездумно почесал треугольник рыбьей чешуи на правой ладони и тенью скользнул вдоль забора.