— Андрей, поднимай стяг!

Я вдохнул полной грудью и с силой выдохнул в прижатый к губам рог — и его глубокий, протяжный рев поплыл над причалами и пристанью, обращая на себя внимание высаживающихся с ушкуев повольников. В свою очередь Андрей принялся активно качать стяг из стороны в сторону — а я, вновь набрав воздуха в грудь, второй затрубил в рог, а потом и в третий…

Подав условный сигнал «отступаем»!

Но одновременно с тем по ушкуйникам с крепостной стены Таны ударил очередной залп болтов…

— Все, вниз спускаемся! Ефим — на корабле остается только твой десяток: вырубайте тюфяки с вертлюгами из борта, или просто выньте их, если поймете как! Проверьте корзины, и все судно — мешки с огненным зельем и весь инструмент, что к тюфякам прилагается, все забираем с собой!

Ефим понятливо кивнул — а вот Алексей преградил мне путь, удерживая панцирь на вытянутых руках:

— Княже, броню одень!

Я застопорился всего на мгновение, после чего согласно мотнул головой:

— Помоги!

Вместе с моим верным ближником и телохранителем мы справились в считанные секунды. Затянув все ремни на «дощатой броне», я благодарно кивнул Алексею — после чего поспешил вслед за дружинниками, просто спрыгивающими с фусте на причал! А ведь в броне это не так-то просто — но и сходней больше нет, скинули в воду… Вроде и перепрыгнуть нужно всего полметра, и высота от настила причала всего метр самое большое — но когда я с силой оттолкнулся от палубы, отправившись в свободный полет в броне (!), сердце на мгновение перехватило…

Приземлился тоже не очень — при ударе почувствовал не слишком сильную, но все же боль в левом колене. Да и не удержался на ногах, рухнул на бок… Но поднявшись и сделав пару шагов, понял, что ноги нормально идут — и даже бежать мне в принципе, ничего не мешает.

— Вперед, братцы, вперед! Пока ушкуйники все толпой в Тану не бросились!

Чтобы упредить повольников, я вновь прижал рог к губам, трижды протрубив уже на ходу. Однако даже вполне различимые, хорошо слышимые команды привлекают внимание лишь незначительной части воев, высаживающихся с ушкуев и казачьих стругов! Основная же масса пиратского десанта, не отвлекаясь ни на какие призывы, дурной толпой прет в сторону по-прежнему открытых ворот Таны… Более того, повольники уже завязали бой с бегущими генуэзцами — словно стая озверевших волков вцепилась в бока и загривок сохатого! И если фрязи не смогут захлопнуть створки ворот, оставив часть отчаянно прорывающихся в крепость моряков снаружи (тем самым обрекая их на неизбежную смерть), то наши пираты вполне смогут прорваться в генуэзскую Тану…

Хорошо ли это? Определенно нет! Я пришел сюда освободить людей, а не разорять итальянскую колонию, мне воины нужны у загонов, а не в крепости!

— Ко мне! Все ко мне!!!

Лишь незначительная часть повольников и казаков двинулась на звук рога, к моему стягу. И первыми к моей дружине присоединились поредевшие повольники со струга Михаила — хорошо хоть, елецкий богатырь сам цел и невредим, судя по внешнему виду! Да и дружинные его следуют в полном составе…

— Миша, ты отрядил воев скинуть в реку глиняные шары с огненным зельем⁈

— Да княже! Казаки и уцелевшие невольники остались!

Михаилу приходится кричать, чтобы я его услышал; про «уцелевших» невольников узнать особенно печально — но ведь так и уговаривались, что получившие свободу первыми пойдут в бой…

— К ладье черкесов идем! Сбор у ладьи черкесов!

Дахэжан и ее нукеры могли бы попасть под раздачу в самом начале высадки ушкуйников. И именно потому, когда наши струги уже снялись с прикола и двинулись на абордаж, группа из двух казаков и двух самых надежных повольников под началом Ивана, одного из дружинников, двинулась к галере адэге. Там, находясь на некотором удалении от судна касогов, они и остались дежурить на случай, если кто из ушкуйников нападет на экипаж Дахэжан — или наоборот, если кто из горцев вдруг возгорится помешать высадке повольников…

Слава Богу — до поры не случилось ни того, ни другого. А когда довольно многочисленная группа ушкуйников приблизилась к галере (чей экипаж, облачившись в броню, уже готов к бою — или, что вернее, к прорыву в море), наперерез повольникам как раз и двинулся мой дозор. Впрочем, мне самому до корабля черкешенки осталось всего десятка полтора шагов — и старший повольников издали закричал:

— Ну что князь, не по-твоему выходит⁈

По голосу я признал Федора Косого, одного из наиболее вменяемых атаманов ушкуйников — и проигнорировав его вопрос, также издали крикнул:

— Дмитрий Шуй где?

— Высаживается со своими воями, он последним шел. Вперед же вырвался Иван Ус — вот он остальных ратников за собой и утянул…

Я негромко ругнулся, мысленно пожелав самоуверенному атаману сдохнуть от одного из арбалетных болтов — под залпы которых он подвел не только своих людей, но и всех, кто последовал за ним! После чего ответил Федору:

— Перехватим Димитрия, и двинем к торгу. Там не только невольничьи загоны, но и караван-сарай с богатыми купчинами, и склады с их товарами…

— Да слышал я все, знаю — казаки уже все сказывали.

Мне страстно захотелось буквально в голос заорать: «а если сказывали, то какого же хрена вы всей толпой поперли в Тану⁈», но сдержался — потому как вопрос явно не по адресу.

— Отправь гонца, пусть перехватит дружины Димитрия — а то его повольники также сдуру в крепость полезут, под болты фряжских самострелов!

— Уже княже, уже отправил…

А Федор начинает мне нравится все больше и больше!

Поравнявшись с черкесской галерой и разглядев среди сгрудившихся на носу нукеров невысокую женскую фигурку, я без лишних предисловий обратился к Дахэжан:

— Княжна, пришло время все рассказать! Напавшее на Азак войско я привел за собой; мы освободим наших полоняников — всех русичей. Но также мы освободим и ваших сородичей,