промороженной ночной выси можно было не опасаться, а сбиться с заданного маршрута не позволял компас.

Термометр показывал минус тридцать шесть. Вадим свернулся, как еж, поджал колени, кисти рук просунул в пазухи, насколько позволяли браслеты. Ношеный полушубок грел слабо, а под ним теперь не было даже доспехов с фольгой и войлоком – снял еще позавчера, думал, больше не понадобятся. Теперь жалел. Пускай не было нужды в защите от инфразвукового пистоля, но лоскутья Серафимовых валенок могли бы послужить дополнительными утеплителями.

Абрамову в застегнутой шинели было куда приятственней. Разве что уши подмерзали, он растирал их до красноты и насвистывал дореволюционное бунтарское «Угрюмый лес стоит кругом». С каждой преодоленной верстой настроение у него улучшалось и близилось к заоблачной отметке.

А Надин? Мороз как будто существовал отдельно от нее. Тонкая беличья шубка, шарфик из глазета, лайковые перчаточки – во всем этом она должна была дать дуба сразу после взлета. Но сидит же, как литая, не дрогнет, не поежится, чуть покручивает штурвал, когда размашистый ветер накреняет аэроплан. Вадима удивляло, что она не гонит своего крылатого коня во весь карьер. Скоростомер, установленный в хвостовой кабине и позволявший пассажирам следить за одним из важнейших параметров полета, показывал сотню километров в час. А ведь можно лететь вдвое шибче, тем самым сократить время пути и достичь границы еще затемно. Немаловажный фактор с учетом того, что на свету попасть с земли в бомбардировщик будет гораздо проще. Флегматичность товарки стала тревожить и Абрамова. Он прекратил насвистывать и, сложив ладони рупором, зычно воззвал в промозглую черноту:

– Адочка! Не прибавить ли скоростишки? Я уже мечтаю о взбитых сливках в Куоккале…

– Успеем! – откликнулась Надин, не меняя статичной позы.

И, словно дразня, сбросила скорость еще на пяток делений.

Вкупе с холодом Вадима донимало гомерическое завывание двигателей и вращающихся пропеллеров. Оно бы и обычного человека оглушило, что уж говорить о чутком слухаче, который отмечал падение всякой былинки в лесу и снование муравьев в муравейнике…

Он тщился поднять руки и зажать уши, но где там! Прикован, словно каторжник к ядру. Точнее, к двум ядрам.

И вдруг сквозь уже навязший в мозгу перегуд долетели издалека еще какие-то звуки. Вадим прислушался. То было гуденье моторов «Либерти», какие ставили на скоростных авиетках. И неслось оно с запада, куда правила Надин.

Вадим положил локти на борт, подтянул тело кверху. Впереди, в беспроглядном просторе, обозначились движущиеся точки: одна, две… четыре… шесть… Истребители! Вадим узнал их по абрисам. Напросился как-то с делегацией Специального отдела на аэродром, где проводились тренировочные полеты «И-1» и «И-2», – увиденное впечатлило, и запомнил он хорошо.

– Чего ты там выглядываешь? – покосился на него Абрамов.

Он ничего еще не слышал и не видел, так же, как и Надин. Для них ночь и гул бомбардировщика скрадывали то, что уже открылось Вадиму.

Однако по прошествии двух-трех минут тайное сделалось явным. Надин пробудилась от спячки, задергалась, повернула аэроплан влево и прибавила скорости. Истребители пристроились в хвосте. Дистанция была все еще велика, но постепенно сокращалась, несмотря на то, что «АНТ» разогнался до двухсот километров в час.

– Не оторвемся, – проскрежетал Абрамов. – Они до двухсот сорока развивают…

Как сотрудник органов, имевший доступ к закрытым данным, он знал технические характеристики новейших моделей аэропланов, выпускаемых в СССР. А вот Надин – нет. Видя, что уйти на скорости не удастся, она стала поднимать бомбардировщик выше. Стужа сделалась совсем невыносимой, у Вадима зуб на зуб не попадал. Еще чуть-чуть – и ноги с руками отнимутся напрочь.

– Нет! Нет! – запротестовал Абрамов, семафоря руками, хотя Надин сидела к нему спиной и не могла его видеть. – У них потолок не меньше нашего… Снижайся!

Набор высоты прекратился. «АНТ» летел строго на юг, с небольшим скольжением книзу. Истребители приближались, не открывая огня. От общего строя отделился «И-второй», нацелился на оперение бомбардировщика. В кабине сидел пилот в очках-консервах, одну руку он держал на штурвале, а другую – на гашетке сдвоенных «Виккерсов». Если жахнет из обоих стволов – пиши пропало.

– Сейчас я тебе всыплю! – злорадно проговорил Абрамов, приладился к кормовому пулемету-спарке и высоким козлетоном затянул: «Светит месяц, светит ясный, светит белая луна…»

Треск пулеметной очереди заглушил песню. Во мраке прочертились пунктирные отрезки, – они прошли в нескольких футах под шасси истребителя. На лице пилота отразилось беспокойство, он откинулся со штурвалом назад. «И-2» вздыбился и по отлогой дуге пошел в вышину.

– Сдрейфил, сморкач! – Абрамов чесанул по кордебалету из пяти отставших истребителей, но по причине очевидного недолета ни в кого не попал.

Торжество оказалось преждевременным. «И-2», выйдя за пределы досягаемости «Льюиса», убыстрился, навис над бомбардировщиком, после чего начал медленно опускаться. Вадим увидел над собой два колеса с широкими ободьями, фанерный фюзеляж, сварную ферму из железных труб. Истребитель, пользуясь преимуществом в скорости, не выпускал свою жертву, парил над ней когтистым беркутом и дюйм за дюймом прижимал «АНТ» к земле. Абрамов стрельнул в него из нагана и, кажется, отщепил кусочек крыла, но на летных качествах истребителя это не сказалось. Тем временем подтянулся арьергард. Все пять машин обхватили гонимого полукольцом и вжарили из своих пулеметов.

Вадим заметил, что преследователи не хотят причинять вред корпусу бомбардировщика. Абрамов снова залег позади «Льюиса» и принялся осыпать загонщиков пулями, но тут ему на фуражку свалилось нечто, по форме сходное с банкой, из которой валил едкий дым. Запахло химикатами, заслезились глаза.

– Врете, не возьмете! – Абрамов схватил сброшенный с истребителя предмет, обжегся, но таки выбросил его за борт.

В следующую секунду еще одна такая же колобашка упала в средний отсек. Пилот «И-2» забрасывал «АНТ» дымовыми шашками Ершова – Вадим познакомился с ними на фронте, сам не раз выкуривал немцев из занятых траншей.

Абрамов был озлоблен, как тысяча Мефистофелей. Он не мог в одиночку отражать атаки с двух позиций. Вадима корчило от кашля, но душа его ликовала. Советские авиаторы превосходили врага и числом, и уменьем, и находчивостью. Под их натиском бомбардировщик пикировал, внизу уже показались непогашенные окна подмосковных селений.

Впереди по курсу возникло необъятных размеров облако. Оно шло на город с юго-запада, и «АНТ» ухнул в него, как в копну сена. Все