— И она к нему поехала! – вскричали разом сестры.

— Какие ж вы догадливые! — сказал Лёня, довольный своей ролью и всеобщим вниманием. – Короче, я туда съездил…

Все замерли.

— Ну? Нашёл? – спросил В. В., боясь услышать отрицателньый ответ.

— Мастера – нашёл. Забавный такой старичок, вроде папы Карло. Сидит в саду под деревом и что‑то строгает.

— Хрен с ним! Мируся там?

— Нет, Мируси там нет.

— И не было?

— В том‑то и дело, что была! В субботу, около 11 утра была, куклу ему оставила, деньги и уехала. Куклу лично видел, лежит на столе голая.

Все разом выдохнули. Уф!

— Она думала, что он прямо при ней починит, но тот посмотрел, у неё, оказывается, пружина внутри лопнула, ещё бы, столько лет! Короче, сказал, что придётся повозиться. И тогда она попросила, чтобы он вообще убрал второе лицо, то, которое плачет. Я, говорит, хочу, чтобы лицо было одно, улыбающееся. Можете это сделать или нет? Мастер говорит: пожалуйста! Она ему наказала как можно осторожнее с куклой обращаться, одёжку с неё забрала и сказала, что через неделю или две за ней приедет. И ещё сказала очень странную фразу: «Я тут недалеко от вас буду».

— И куда она потом поехала – назад, в город, или ещё куда‑то?

— Вот это он не в курсе. Он, чудак, даже не вышел её проводить.

— А соседей ты опросил, может, они видели?

— Опросил. Там её многие заметили, соседка одна, потом продавщица в магазине, она у неё конфеты зачем‑то покупала, целых два килограмма.

— Два килограмма? Странно… И что они говорят?

— Ничего. Как приехала, видели, куда потом делась – никто не обратил внимания.

— А могла она не назад поехать, в город, а дальше в горы, в сторону Старой Поляны? – спросила Мила.

— Могла, конечно.

— А что там есть в этой Старой поляне? Может, детский дом какой‑нибудь? Для кого ей конфеты понадобились? Помните, Инна говорила про какой‑то праздник – может, как раз в детдоме?

Мужчины задумались, припоминая.

— Монастырь! Вот что там есть, — сказал вдруг В. В. — Километров восемь в сторону.

— Что‑что?

— Мо–на–стырь.

— Женский?

— Я точно не знаю, просто слышал, что там есть монастырь, недавно появился…

— Есть! – подтвердил Ваня. – Мы с мамой туда ездили!

— Когда? – взволновались женщины.

— Зачем? – нахмурился В. В.

Оказывается, весной, перед Пасхой. Подарки они туда возили. В монастыре только начали обживаться, у них ещё не было ничего, и мать сказала: давай, сынок, съездим, отвезём им кое‑что. Две коробки насобирала, посуду какую‑то, белье постельное, полотенца, скатерти…

— И ещё икону она им подарила, помнишь, пап, у нас две было Богоматери одинаковые, софринские, вот она ту, вторую, им отвезла. Туда не восемь, а все двенадцать километров будет, сначала вверх, в гору, потом вниз, в ущелье, посёлок Дальний это место называется. Только сам монастырь чуть в стороне от посёлка, прямо у реки. Место красивое очень, но дорога ужасная, сплошные колдобины.

— И я знаю, где это, — сказала Тамара. – Там ещё старая церковь есть, её в 30–е годы хотели разрушить, а местные жители придумали хитрость: завалили единственную дорогу, которая туда вела, так что ничем уже проехать было нельзя и проверить выполнение директивы невозможно, и тем самым спасли её от разрушения. А уже в наше время дорогу заново расчистили, церковь отреставрировали, и теперь она снова действующая.

— Я ж говорю, сплошные колдобины, — подтвердил Ваня.

— А монастыря там никогда раньше не было, — продолжала объяснять Тамара, в которой проснулся сейчас журналист. – Его лет пять как начали строить. Одно время было даже модно среди нашей городской элиты навещать этот строящийся монастырь, оказывать помощь и возить подарки, кто‑то им подсказал, что это дело богоугодное, а уж монашки, мол, за них за всех и за процветание их бизнеса день и ночь молиться будут. Я об этом монастыре сюжет для своей передачи делала.

— Значит, монастырь все‑таки женский? – переспросила Лана.

— Ну, конечно, женский! Неужели она в мужской бы поехала? – хмыкнул Ваня.

— Хорошо. И что она там делала, в этом монастыре?

— Ничего, – сказал Ваня. – Подарки отдала, и все, поехали назад.

— А ты матушку видел? В смысле настоятельницу.

— Ну так, мельком, когда коробки заносил.

— Старенькая?

— Да нет, примерно, как мама, может, даже моложе.

— А монахинь много там?

— Я одну только видел. По–моему, там жить ещё негде, церковь только строится, а кельи в таком домике, как сарайчик, дверей пять или шесть в ряд, они там по двое живут, вот считайте – человек десять, может.

— Ванечка, а когда вы возвращались, что мама говорила?

— Ничего. Мы, пока туда ехали, наговорились, а обратно она молчала почти всю дорогу. Единственное… мне показалось, что она эту настоятельницу откуда‑то знает.

— Вот как?… – удивился Лёня и посмотрел вопросительно на В. В.

Тот пожал плечами.

— Первый раз слышу.

— Спокойно, — сказала Лана. – Давайте разберёмся. Допустим, Руся действительно знает откуда‑то настоятельницу этого монастыря. Мало ли! Она, когда в газете работала, кого только не знала! Ну, и что из этого? Из этого же не следует, что она сама подалась в монастырь, правда?

— Но навестить, раз уж она оказалась снова в тех местах, могла, — вставила Тамара. – Кстати, у вас есть православный календарь? Надо посмотреть, не было ли в субботу какого‑нибудь церковного праздника.

— Рождество Пресвятой Богородицы, — отозвалась с лестницы Аннушка.

— Точно?

— А то! – сказала Аннушка, выйдя из своего укрытия. – Я сама в тот день в церковь ходила, молилась, шоб Васильевна поскорее вернулась.

— Ну, хорошо, навестить, подарки отвезти, это она могла, это очень в её духе, — согласилась Мила. – Она такая, что из дому половину вынесет и отдаст первому встречному. Но остаться там! Это вряд ли… С чего бы!

— Нет, конечно, — сказал Ваня. – Мама не настолько верующий человек, чтобы… Она могла пойти в церковь, свечки поставить, когда чья‑то годовщина смерти, или там перед Пасхой, перед Рождеством. Но она даже молиться как следует не умеет. Мы с ней несколько раз разговаривали на тему Бога, у неё немного… неправильное отношение к этому вопросу.

— Не то, что у тебя, да? — заметила Мила.

— Тёти! Только меня, пожалуйста не трогайте, ладно?