плечам прямые волосы – «колдуньи», и конусообразные высокие копны – «бабетты» женское население «подсмотрело» в кино, что не слишком нравилось власти. Еще в 1955 году в «Крокодиле» появилось четверостишие Владимира Иванова «Тонкий вкус»:– Была в кино, иду опять:Понять,Запомнить,Перенять…– Что вам так нравится в картине?– Прическа киногероини.

Подражать прическам из французского кино хотели многие. Форма «колдуньи» с явным намеком на интимность привлекала молодежь и раздражала старшее поколение. Андрей Битов, вспоминая ситуацию 1957 года, писал: «Меня поджидала моя „колдунья“ (тогда вошла в моду Марина Влади, и… „моя“ шла по улице с распущенной рыжей гривой…), нам вслед свистели и плевались…» Даже в середине 1960-х годов журнал «Работница» указывал: «Неэстетично выглядят и обесцвеченные перекисью длинные распущенные волосы: они всегда кажутся нерасчесанными, пристегиваются пуговицами [то есть зацепляются за пуговицы]».

Доставалось от властей и «бабетте», она считалась вредной из-за начеса и закреплявшего его лака. Василий Аксенов зафиксировал это в повести «Пора, мой друг, пора» (1963): недвусмысленно звучат слова «вшивка» и «блохастик», которые употребил администратор ресторана по отношению к модно причесанной девушке, к тому же «твистовавшей» в паре с юношей «в яркой штапельной рубашке». И все же и длинные волосы и начесы оставались модными.

«Колдунья» делалась легко в домашних условиях. Сложнее было с «бабеттой». Ее обычно сооружали в парикмахерских. Однако именно жительницы новых районов оказались лишены этого счастья: того, что ныне именуется салонами красоты, в местах расположения «хрущевок» практически не было. Не случайно в правительственном постановлении «О дальнейшем улучшении бытового обслуживания населения» от 10 августа 1962 года поднимался «вопрос о создании в крупных жилых массивах комплекса бытовых мастерских, в которых трудящиеся обеспечивались бы основными видами бытовых услуг по месту жительства». Документ предписывал обратить особое внимание «на увеличение числа дамских парикмахерских» (курсив мой. – Н. Л.). И если следовать логике песика Фафика, то именно жительницам «хрущевок» приходилось чаще сооружать «бабетты» самим. А туалетные столики в отдельных спальнях облегчали задачу.

В индивидуальном пространстве появлялась возможность поддерживать красоту женских рук с помощью самостоятельного, а точнее, самодельного маникюра. В книге «Домоводство» (1957) проблема ухода за руками подавалась как сугубо гигиеническая. Авторы сосредоточили свое внимание на предохранении кожи «от грязи во время работ», на ее защите от длительного воздействия холодного воздуха и воды. Эстетический аспект ограничивался лишь советом подстригать ногти, придавая их кончикам полукруглую форму. Более широкий подход к проблеме ухода за руками проявили составители «Краткой энциклопедии домашнего хозяйства», вышедшей из печати в 1959 году. В издании присутствовали как гигиенические советы, помещенные в раздел «Кожа», так и гламурные, сконцентрированные в статье «Маникюр»: «Цвет лака выбирают по вкусу… Естественнее всего выглядят ногти, покрытые розовым лаком». В 1960 году авторы заметно расширенного варианта книги «Домоводство» уже рассуждают о возможности «делать маникюр и в домашних условиях» (курсив мой. – Н. Л.). Дальше предложен вполне конкретный совет: «Надо распарить пальцы рук в теплой мыльной воде и, отодвинув тонкой палочкой кожицу вокруг ногтя возможно ближе к его краю, осторожно срезать ее, после чего очистить и подрезать ногти и покрыть их лаком». Любопытно заимствование примеров самостоятельного ухода за ногтями из западной, прежде всего французской практики, что подтверждает умозаключение в духе песика Фафика о «камюлизации» жизни в СССР. В 1961 году журнал «Работница» перепечатал из французского еженедельника «Эрклер» советы, как быть опрятной. В их число входила следующая сентенция: «Ваши руки, особенно ногти, всегда в безукоризненном состоянии; достаточно для этого иметь крем для рук, пилку для ногтей. Не употребляйте ярко-красный лак, если не можете уделять достаточно времени постоянному уходу за ногтями; пользуйтесь скорее бесцветным лаком, на котором царапины менее заметны, а что еще лучше – обходитесь совсем без лака». В одной из первых советских книг о личной гигиене «Вам, девушки» (1961) можно было прочитать следующее: «Надо иметь дома флакончик с лаком, ацетон и в случае необходимости, удалив остаток лака, вновь покрыть ноготь». То есть в советских властных суждениях рубежа 1950–1960-х годов явно прослеживалось некое «одомашнивание» процедуры по уходу за ногтями, которую ранее выполняли лишь в парикмахерских. Действительно, почему бы не поточить ноготки в пространстве, приспособленном не только для сна и прокреации, но и для наведения «красоты»? Конечно, все это в основном касалось женщин.

Для мужчины самыми важными практиками ухода за собой в те годы считались стрижка и бритье. Самостоятельно сделать даже самые банальные прически – бокс, полубокс, полька – практически невозможно. Руки мастера требовали и модные «бродвейки» двух видов – длинные зачесанные назад волосы или короткая стрижка, увенчанная длинной прядью спереди, которую взбивали, превращая в высокий кок. Без вмешательства парикмахеров могли обойтись лишь поклонники нестриженой гривы, но за это полагалось не только уничижительное прозвище «волосатик», но нередко и публичное порицание и наказание в виде насильственной стрижки. Все сказанное касалось и жителей малогабаритных квартир.

Бритье же чаще всего и до появления «хрущевок» осуществлялось в приватном пространстве. Но в новом жилье удалять растительность на лице оказалось возможным в индивидуальной ванной, на худой случай в «гаванне», поближе к источнику проточной воды. Правда, с наращиванием производства электроприборов появился предмет, который помогал проникновению мужчины в спальню с целью приведения себя в порядок. Речь идет о появившихся на рубеже 1950–1960-х годов механических и электрических бритвах, считавшихся вещами остромодными. Восторженное описание технических новшеств для бритья можно найти в романе Всеволода Кочетова «Секретарь обкома» (1961). Во время пленума ЦК КПСС в Грановитой палате Кремля в специальном киоске продавалось много «интересных новинок: необыкновенных электрических бритв, перочинных ножей со множеством предметов, механических точилок для карандашей» (курсив мой. – Н. Л.). А петербургский искусствовед Михаил Герман вспоминал, что «джентльменский набор современного мужчины» 1960-х годов состоял из «китайской авторучки, кожаной папки на молнии вместо портфеля, электрической бритвы „Харьков“». Последний предмет, как известно, не требовал воды и потому мог использоваться и в спальнях, тем более что розетки в «мокрых местах» пока еще были большой редкостью и символом опасности в быту.

И все же в пространстве для сна и прокреации главенствующую роль играла женщина. Она определяла не только декор локуса, но и вопрос о присутствии в нем детской мебели в прямом и переносном смысле. Мать и жена решала, где ставить детскую кровать и, главное, будет ли в семье ребенок. Последнее стало возможным после отмены запрета на аборты и повышения уровня культуры контрацепции. Предполагалось, что исторически традиционная «женскость» спален, приумноженная в «хрущевках» благодаря обособлению частной жизни, укрепит институты семьи и дома. В этом, пожалуй, заключалось самое серьезное отличие жилых пространств 1950-х – начала 1960-х годов в СССР от построек советских конструктивистов.