до автобазы, потом до Алма-Аты — путь неблизкий. Значит, и ночью пришлось ехать?

— Ну, как же? Конечно. Чуть не всю ноченьку.

— Благополучно ли съездилось?

— А как же? Как всегда, стал быть. — И ничего в дороге не случилось?

— Нет, вроде ничего, — пожал плечами задержанный.

— Исправны ли были буфер и облицовка вашей машины, когда вы выезжали в рейс?

— А как же. Нешто, выпустят из гаража неисправную машину?

— А когда вернулись из рейса, в каком состоянии были облицовка и буфер?

— В том же самом.

— Кто это может подтвердить?

— Кто? Да хоть сторож у ворот, стал быть… Хоть завгар.

— Когда и при каких обстоятельствах были повреждены буфер и облицовка вашей машины?

— Облицовка… и буфер? — замялся Фомин. Потом, словно решившись, рубанул ладонью воздух.

— Эх, была не была! Вернулся я из командировки, поставил машину на мойку. А тут дружок подкатился, день рождения справлял. Протягивает стакашек. Дерни, говорит, Парфентьевич, с устатку, враз помолодеешь и усталость дорожная куда девается. И соблазнил ведь, окаянный! Ведь сколь годов сивухи в рот не брал, а тут — на тебе! Ну, пригубил я разок… Да другой. Без закуски, стал быть. А машину-то с мойки надо в ряд поставить? Ну, и повел я грузовик. На развороте вместо задней воткнул переднюю скорость. И, как на грех, стояла впереди молоковозка. Ну и «поцеловались», стал быть. Ей-то ничего, а у моей…

Старшина, напряженно слушая рассказчика, занервничал. Титаренко позвонил в автобазу. Фомин говорил правду. Дав шоферу подписать протокол, он спросил:

— Видели вы под откосом разбитую машину?

— Нет, не видел. Днем-то, наверное, усмотрел бы. Стал быть, что-то случилось ночью? Уж очень она черна была.

— Не заметили вы на трассе чего-нибудь необычного?

— Необычного? Дай бог памяти… Ну, ежели вот это вам будет интересно. Под Туюксу уже фарами осветил человека с велосипедом…

— Фомин, — перебил шофера Аминов. — Вас спрашивают про автомашины.

— Тогда мне нечего сказать.

И здесь дознаватель Титаренко допустил по неопытности ошибку, для исправления которой впоследствии пришлось немало потрудиться.

Третий день расследования был насыщен событиями. Едва Титаренко переступил порог, как дежурный подал ему ворох телефонограмм из районов. Текст был почти идентичным. Менялись только названия поселков да фамилии отправителей. Речь шла о проверке автохозяйств, о шоферах, находившихся в рейсе в ночь на тридцатое ноября. Случаев таких набралось в разных районах несколько десятков. Как установить, кто из этих шоферов повинен в аварии? И повинен ли? Ведь нет ни одного свидетеля, который мог бы пролить хоть крупицу света на тайну гибели шофера. Остается, пожалуй, одно: тщательный осмотр всех автомашин. Проверяющие сообщает, что они уже осмотрели машины подозреваемых, но в таком деле лучше полагаться на свой глаз.

…Вот уже которые сутки Титаренко не может толком отдохнуть. Замучился и участковый Аминов. Правда, ему немного легче, когда младший лейтенант крутит баранку, Исраил имеет возможность немного вздремнуть. Но какой это сон — на мерзлых кочках проселочных дорог машину трясет немилосердно, зубы порой отбивают чечетку.

Которые сутки объезжают они автохозяйства, где шоферы были в рейсе в ту злополучную ночь. И с каждым днем шансов найти виновного в какой-либо автобазе становилось все меньше, а сегодня и последняя искра надежды погасла. Сейчас они возвращаются в райотдел милиции из последнего автохозяйства. Отпала самая вероятная версия.

Внезапно Григорий поймал себя на простой мысли, почему-то не приходившей раньше в голову: а почему ты думаешь, что дайман был сбит только машиной? Эта сама собой напрашивающаяся версия, шаблонная, так сказать. Или потому, что исковеркан передок? Но он мог быть поврежден, когда под откосом машина врезалась в камень, да и сбитый ею столбик не из теста — бетонный. К тому же наиболее вероятно, что при столкновении дайман слетел бы под откос вправо, а он почему-то круто пересек дорогу и свалился влево. Да и встречной машине не поздоровилось бы. Пожалуй, она тоже далеко не ушла бы. Так, может быть, столкновения и не было, шофер просто-напросто заснул. Не похоже. Ведь когда водитель теряет контроль над собой, машина не сразу, а постепенно «сбивается с курса». В данном случае, прежде чем уйти под откос, она «пересчитала» бы не один столбик. Да и погибший был одним из лучших шоферов автобазы, к тому же в рейсе был не больше часу, так что вряд ли мог заснуть. Авария под влиянием алкоголя совершенно исключается: легко было доказать, что шофер был трезвым. А по заключению автотехнической экспертизы до аварии машина была исправна.

При осмотре даймана на правом торце буфера был обнаружен крохотный, меньше спичечной головки, кусочек голубой краски. Дайман был зеленого цвета. Тогда, на месте происшествия, этому обстоятельству он не придал значения. А сейчас задумался. Как мог кусочек «чужеродной» краски попасть на буфер даймана?

Они уже подъезжали к райотделу, когда Титаренко ткнул в бок дремавшего старшину.

— Давай за Фоминым, живо!

— Зачем? — ошеломленно заморгал Исраил.

— Ты еще спрашиваешь! Когда допрашиваешь человека, выслушай его до конца.

Через полчаса Фомин продолжил рассказ, прерванный на предыдущем допросе:

— Под Туюксу фары моей машины осветили человека. С велосипедом. Вернее, когда я подъезжал, то увидел только велосипед, лежавший на обочине, стал быть. А когда подъехал совсем близко, из темноты на дорогу выскочил парень, поднял велосипед и повел его за руль в сторону Туюксу.

— Ну, и что в этом странного? — спросил Титаренко.

— Странного-то? — по привычке переспросил Фомин. — Вишь ты, какое дело. Велосипед был малость покалечен, без заднего крыла. И шина спущена. Но и в этом ничего странного, стал быть, нет. Мало ли что может стрястись в дороге: шину проколол, к примеру. Но вот, обгоняя его, я совсем сбавил ход. Думаю, попросит подсобить, ведь до Туюксу было еще километров шесть. Какая нужда тащиться с покалеченным велосипедом? Однако парень и ухом не повел, вроде бы и не заметил моей машины. Как это понимать? К тому же, стал быть, куда и зачем он отлучался от велосипеда?

— Спасибо, Федот Парфентьевич. А запомнили вы место, где лежал велосипед?

— Да как вам сказать, товарищ младший лейтенант. Темно было. Примерно, конечно, знаю.

Утром, не успел Титаренко раздеться, в кабинет влетел как обычно возбужденный Аминов.

— Есть у меня дружинник Асхат Гарифуллин. Заядлый охотник. Ну вот, часа полтора назад приковылял ко мне. Хромает здорово. Что, говорю, случилось? Он рассказывает: «Вчера по первой пороше надумал зайчишек погонять. Гонялся за ними, да упал. Ногой зацепился за что-то. Гляжу, железяка землей присыпана да снегом припорошена. Пригляделся повнимательней — крыло от велосипеда». Вот что он мне рассказал, — с торжеством закончил