– Вы двое – отличный дуэт!

– Она необыкновенная, постарайся ее не потерять!

Мы с Марком смущенно переглянулись.

– Мне пора бежать, – сообщила я Абуэло. – Спасибо, я прекрасно провела с вами время.

– Ты прелесть.

Я чмокнула его в щеку. Марк вышел со мной на улицу.

– Яэль.

– Марк, – произнесла я в унисон с ним.

Мы улыбнулись друг другу и хором вздохнули.

– Забудем вчерашний вечер? – спросил он.

– Именно за этим я и приходила.

– Как-нибудь расскажешь, что за история приключилась у вас с Абуэло.

– И речи быть не может, это наш с ним секрет, – заявила я с таинственным видом.

– Невероятно, я ревную тебя к собственному деду… Ни за что бы не подумал, что способен на такое! Что ты со мной делаешь, Яэль?

Я рассмеялась:

– Ничего я с тобой не делаю… Мне правда пора.

– Тогда до вечера?

– Не представляю, когда освобожусь, лучше сообщу, когда буду знать. Я постараюсь…

– Просто приезжай ко мне после работы. Я не буду устраивать сцены, обещаю. Буду тебя ждать.

Мое сердце забилось сильнее.

– Договорились.

Я поцеловала его в щеку и отправилась в офис. Мне стало гораздо легче. Все получилось не так, как я себе представляла, и, однако, мне было хорошо, я взбодрилась. Садясь в такси, я обернулась, Марк стоял в дверях лавки и не сводил с меня глаз. Моя улыбка стала еще шире.

Я приехала в лавку после половины одиннадцатого, но свет еще горел, и я осторожно постучалась.

Марк сразу же впустил меня. Он меня ждал. Как в это поверить? На меня нахлынуло странное чувство успокоения и уверенности… удивительное после вчерашней стычки.

– Привет, – произнес он, сжимая меня в объятиях.

Он впервые так встретил меня, я уткнулась лицом ему в шею и отодвинула носом воротник сорочки, чтобы прикоснуться к коже, вдохнуть его запах. Я могла бы стоять так часами, однако Марк распорядился по-другому: обхватил мое лицо ладонями и поцеловал так, что я даже растерялась. Поцелуй был и нежным, и грубым одновременно. Я схватила его за руку и ощутила ладонью часы.

– Пойдем наверх? – прошептал он мне на ухо.

– Да.

Марк опустил жалюзи, запер лавку на ключ. Потом взял меня за руку и повел в свою квартиру на втором этаже. Когда мы вошли, он включил две лампы возле дивана. Я сняла плащ и туфли, освободила волосы и подошла к нему. Он погладил мою щеку и внимательно всмотрелся в лицо.

– Мне нравится, когда ты вот такая маленькая… хочешь выпить?

Я тихонько засмеялась:

– С аперитивом Абуэло у меня как-то не сложилось…

– Не может быть! Он тебе это устроил? Понятно, мне он побоялся рассказать. Как тебе удалось проглотить эту гадость?

– Меня родители хорошо воспитали!

– Не поспоришь! Ладно, выпьешь что-нибудь?

– Если у тебя есть чай… я была бы не против.

Он поцеловал меня в губы и направился в кухню. Я уютно устроилась на диване и принялась разглядывать его интерьер, полную противоположность моему.

Да, здесь царил беспорядок, но комната дышала жизнью. Вот оно, самое точное определение: она была живая. Книжные полки занимали целую стенку и были тесно уставлены красивыми книгами, посвященными декоративному искусству, великим дизайнерам, часам, старым автомобилям. И выстроили их отнюдь не по размеру. Коллекция книг карманного формата, потрепанных и пожелтевших, включала и классику, и шпионские детективы из серии SAS и грозила в любой момент обрушиться на пол. Пластинки лежали стопкой, одна на другой, и я ничуть не удивилась, увидев среди них диски его кумира Сержа Генсбура вперемешку с Supertramp и Rolling Stones. Я вдруг вспомнила наши яростные споры студенческих лет: да, мне очень нравилось то, что он слушал, но у меня были и постыдные пристрастия – так, я могла до хрипоты подпевать Wannabe группы Spice Girls, что приводило его в ярость. У меня такой веселый кавардак выглядел бы дико, а в этой квартире наоборот. Здесь не было мебели из современного материала: плексиглас, как и вообще всякий пластик, был раз и навсегда изгнан с этих восьмидесяти пяти квадратных метров. Только дерево, в основном красное, бархат, кожа… У каждого предмета был свой запах, своя история. На его диване хотелось свернуться калачиком с книгой в руках; он красивый, ничего не скажешь, однако главное его назначение – быть приятным, удобным, чтобы человек на нем чувствовал себя хорошо и комфортно. Я вспомнила свой диван с четкими, сдержанно-изысканными линиями и подумала, что он больше не вызывает у меня восторга, и даже будь у меня свободное время (которое в ближайшие месяцы, впрочем, не предвиделось), я все равно вряд ли захотела бы на него прилечь, потому что как там займешь позу, в которой приятно полежать?! А на этом диване, когда Марк подошел ко мне с дымящейся кружкой в руках, сел рядом и уперся пятками в кофейный столик, я смогла облокотиться на его плечо и вытянуть ноги во всю длину, ощущая уютный холодок кожи.

– Спасибо, что помогла Абуэло, твои таланты произвели на него сильное впечатление. Он готов уволить меня и заменить тобой!

– Было классно, мы отлично повеселились. Не представляешь, как мне это помогло.

– Мой Абуэло тебе действительно нравится? Это было великолепное зрелище, ты и он – та еще парочка.

Мы сидели рядом, двигаться не хотелось, я спокойно пила чай, мы обсуждали разные вещи, рассказывали друг другу, как прошел день. Мне пришло в голову нечто до сих пор немыслимое: вот, значит, что такое семейная жизнь, – это когда есть с кем поговорить, к кому прижаться вечером, в чьих объятиях устроиться, чтобы набраться сил и вернуть согласие с собой. Никогда бы не подумала, что это может быть так хорошо. Вскоре меня одолели воспоминания о нашей студенческой жизни незадолго до отъезда Марка. Он тогда проводил почти все вечера в моей маленькой квартирке, мы ужинали пастой с тунцом, сидя на полу по-турецки, и безостановочно болтали, представляли себе нашу будущую жизнь и решали мировые проблемы. Сколько раз он оставался ночевать у меня? Мне опять пришли на ум Алисины слова: «Ты всегда была влюблена в него». Детали пазла начинали складываться. Не помогала ли работа заполнить зияющую пустоту, образовавшуюся после его исчезновения? Выходит, оно подтолкнуло меня к осознанию того, что моя жизнь вращалась вокруг Марка. Пока он был рядом, меня интересовали лишь события и впечатления, которые мы с ним делили, а все остальное было не важно. Когда он испарился, мне понадобилась отдушина. И тут Бертран, учуявший, вероятно, во мне будущую акулу бизнеса, распахнул для меня двери своего агентства, дал возможность вложить всю энергию в работу. И я заперла свои эмоции на замок, не желая вновь столкнуться с пустотой, с болью, и давала своему телу лишь строго дозируемое удовлетворение, лишенное подлинной радости и чувственности. Почему же так случилось, что он снова появился как раз накануне вожделенного триумфа, подготовленного самим его отсутствием, то есть именно тогда, когда, как я надеялась, я смогу полностью посвятить себя работе, ни на что больше не растрачивая силы? Чем больше у нас будет романтических встреч вроде сегодняшней, тем хуже для меня, тем сильнее я буду привязываться, становиться все более уязвимой. Но я в нем нуждалась, хотела его так, что было больно. Я не представляла себе, чего он ждет от меня. Выяснилось, что он ревнует меня к клиентам, тогда как все эти годы у него была собственная жизнь, еще совсем недавно он был женат и любил свою жену. Я вспомнила его слова о том, что он хочет иметь семью. Но я-то на это не способна.