обещание, что смогу себя контролировать и поцеловал лебединую шею Терезы. Все в ней было красивым, блестящим, мягким и изысканным. Каждый изгиб её тела хотел быть изучен мной. Каждая линия, словно нарисована мастером. И мастер явно проклял меня, заставляя смотреть на чудо издалека.

— Помогло? — тихо спросил я, слушая её запыхавшееся возбуждённое дыхание.

— Здесь, — приказала она и указала на свою ключицу. Я тяжело сглотнул, рассматривая оголённый участок её тела. Коснувшись губами её ключицы, я заработал мягкий стон котёнка. Это заставило меня улыбнуться, и я взглянул в её глаза. Зелёные, словно весенняя трава, только распустившаяся и совсем молодая.

— Поцелуешь меня? — нежно спросила она на выдохе, и я горько усмехнулся, наклоняясь к её уху. Убрав локон рыжих волос, я прошептал:

— Повторишь то же самое трезвая и я подумаю, Тереза, — шепнул я, аккуратно стягивая ремешки с её платья, чтобы переодеть. Она наблюдала за всем молча, доверяя мне своё обнажённое тело. А я не смел нарушить наш контакт глаз, смотря точно на лицо Терезы. Пьяная, расслабленная, отдохнувшая и казалось, счастливая.

Переодев её в спальную рубашку, я вышел, плотно закрыв дверь её каюты. Была уже поздняя ночь и наша яхта прибилась к берегу возле отеля, но многие гости оставались на палубе. Глазами я молил найти младшего сына Витилетто и прибить его головой об перила, растоптав его руки своими ногами за то, что касался её тела. Я понимал, что моя ревность необузданная и глупа, но мне было необходимо. Необходимо сломать ему нос, наказав за дозволенную свободу. Я предупредил каждого Гамбино в том, чтобы даже пальцем её не трогали. И если со страшим Гамбино можно было дипломатично договориться, Итало всегда шёл наперекор мне и своему отцу.

Итало стоял в распахнутой рубашке рядом со своей сестрой Иларией. Горячей крови итальянке, доставившая мне столько проблем своими нравоучениями и советами. Глаза Итало встретили мои, и он сжался, попятившись назад, а Илария с широкой улыбкой поприветствовала меня.

— Ты злишься, Харрис, — уверила меня девушка, чьи загорелые ноги я бы подметил, не забив я свою голову другими бледными ножками.

— Злюсь? Я в ярости, Илария. Он напоил её, хотя я вдолбил в голову всех Гамбино не трогать Терезу, — выпалил я, взяв парня за воротник. Он был её возраста, был привлекательным итальянцем с тёмными глазами. В её вкусе, зная пассию Терезы, когда она жила в особняке. Её телохранитель был коренастым итальянцем с чёрными глазами.

— Ты злишься на себя, — выпалила эмоциональная итальянка и тыкнула своей ручкой в моё плечо. Ткань хрустнула под натиском моего кулака, но я расслабил его, непонимающе смотря на Иларию.

— Злишься, потому что осознал, что она спасла тебя от одиночества. Я говорила именно об этом, что ты в ней обретёшь не месть Андреасу, а своё личное сокровище.

Полгода назад.

Упоминание о её личности.

Её фотография пылилась на переднем сидении моего автомобиля. Непримечательные рыжие волосы, пухлые губы, бледная кожа, доказывающая её месторождение и глаза. Выразительные и огромные зелёные глаза. Наверное, это единственное, что люди видят привлекательного в Терезе Хендерсон. Когда Андреас обговаривал со мной план по подключению активов Джеймса Хендерсона, от меня требовался взлом в его дом и слежка за семьёй. Я не зря начал со старшей дочери. Дороти, её надоедливую младшую сестру, которая записана на все кружки мира, я не вытерпел. Её звонкий смех на всю улицу давил на перепонки, а по словам других агентов слежки, Тереза была тихой королевой высокомерия. Идеально подходила.

Тихая будущая Королева бизнеса своего отца.

Университет заполнялся студентами, когда копна рыжих волнистых волос показалась моим глазам. Она вышла из ворот университета, копаясь в своём рюкзачке. На ней была белая летняя рубашка и юбка в складку, открывающая вид на стройные ноги. Я ухмыльнулся, подмечая в ней ещё одну особенность. Ноги и глаза.

Она наконец нашла блокнот, записав в него пару строк и открыла зонтик. Судя по её происхождению и мнению следивших до меня людей, она высокомерна и тщеславна, но смотря на стройное тельце и добрые глаза, я бы сказал об обратном. Тереза дала первое впечатление юной красавицы, юной художницы со стойким и одновременно нежным характером цветущей сакуры. Её легкость, походка парила над асфальтом, чётко отбивая ритм бедер.

Она крепко держала зонт, направившись в мою сторону. Я отошёл к стене, облокотившись о неё спиной и доставая сигарету. Дождь тут же намочил мою чёрную рубашку, и она неприятно прилипла к моему телу. Освежающее чувство.

Я не мог отвести взгляда от её тельца, притягивающего не один мужской взгляд. Она смотрела себе под ноги, пока не остановилась в метре от меня. Её взгляд прищурился, рассматривая моё лицо и я застыл. Она не должна запоминать меня. Так на кой черт она остановилась? Ещё и в упор пялилась на меня.

Хмыкнув, я отвернулся, пока дождь в моей области не закончился. Я вздрогнул, холодный ветер пронизывал меня до костей. Я поднял голову, наблюдая, как её тонкая ручка поднимает зонт над моей головой. Это заставило меня оцепенеть. Застыть на месте. Прирасти к асфальту. Закаменеть мышцам.

— Тебе нужнее, — сказала она ласковым до боли голосом и вынудила меня взять в руку зонт, не улыбаясь, она развернулась и побежала к чёрной машине. К машине её водителя. А я остался стоять в ступоре, забыв о смысле своего нахождения здесь. О смысле миссии и плана, который был обговорён месяцами ранее. Всё вылетело из моей головы, оставляя свежий малиновый запах шампуня для волос. Она спасла меня от дождя. Хотя казалось, спасать нужно было её.

Глава 17

Наше время. Тереза.

Боль в висках. Боль в затылке. Боль на лбу. Боль атаковала всю мою голову, заставив поморщиться от солнечного света, пробивающегося сквозь окна каюты. Меня радовало одно: я могла дышать и была на своём месте. Ватные ноги коснулись тёплой поверхности яхты, и я попыталась встать, доходя до уборной комнаты. Я была в своей ночной рубашке, которую привезла из Ирландии, но совершенно не помнила, как оказалась в ней.

Я умылась. В глазах стояло