отправиться куда угодно — и никто бы даже не заметил. Но теперь от посторонних глаз — и толпы — они могли укрыться лишь на яхте в южной части Тихого океана. Джон наслаждался плаванием и радовался тому, что они могут плыть в любом направлении. Обо всем заботилась команда. На борту Леннон прочитал все, что мог найти на английском, и, одолев сборник рассказов Конан Дойла про Шерлока Холмса, начал писать подражание — «The Singularge Experience of Miss Anne Duffield»[61], с главным героем-детективом по имени Шемрок Вомблс.

Синтия вспоминала «милые, веселые каникулы». Джон не спорил, хотя он, кажется, пропустил все веселье. «Плевал я на это солнце. Ехать бог знает куда, валяться на пляже, тратить время… — слегка иронично ворчал он, когда вернулся. — Мы побурели, как ягоды, и все сошло на следующий день. Какой смысл? Здоровее я себя не почувствовал уж точно… Я устал до смерти».

Жизнь Beatles менялась до неузнаваемости. Менялась и жизнь Брайана Эпстайна. В свои тридцать он стал мировой знаменитостью. У него был дом в лондонском Мейфэре, он управлял не только Beatles, но и компанией, что присматривала за множеством других артистов, добиравшихся до вершин чартов — в основном на неисчерпаемом источнике песен, отброшенных Ленноном и Маккартни. Добрый и чуткий молодой человек, прошедший британскую армию и Королевскую академию драматических искусств, управлявший магазином грампластинок, пока не надоело, теперь был королем шоу-бизнеса. Так что, когда ему тоже предложили написать книгу, он был чрезвычайно польщен. Только эта радость лопнула, как воздушный шарик, когда он неосмотрительно спросил своего самого близкого битла, как лучше всего назвать мемуары. «Гей-еврей», — без колебаний ответил Леннон.

Он снова крутанул нож в сердце Брайана. Нет, он очень любил Эпстайна и явно знал, какую боль причинят его слова. Но это его не остановило. Он всегда был удивительно жесток в своих речах.

Что до Брайана, слава и успех не стали лекарством от его неуверенности. Джон и другие битлы видели в нем в высшей степени уверенного дельца. Только он знал о тех ошибках, которые регулярно допускал от их имени, и о том, как он был одинок, когда его исключали из их жизни. И только он знал о таблетках, которые стал регулярно принимать, чтобы скрыть страх, терзавший душу.

30. «Образ звезды рок-н-ролла мне подходил. И по талантам, и по характеру»

Остаток 1964 года битлы по большей части провели в гастролях. Джон, как и остальные, был в восторге от посещения столь многих стран и даже взял с собой тетушку Мими, когда группа отправилась в Новую Зеландию — у нее там жила родня, с которой она хотела повидаться. А вот Синтию не взял. Быть битлом — мужская работа, и в те времена ни он, да и никто другой не представлял, с какой стати приглашать жену или подругу, когда парень отправляется на работу.

И да, это была работа — долгая, изнурительная. Утомительные переезды из страны в страну, из города в город. За год Beatles выступали перед тысячами заходящихся в крике фанатов на 123 концертах в 80 городах Европы, в Гонконге, Австралии (в Аделаиде их, по прикидкам, встречали 300 000 человек), Новой Зеландии, США, Канаде… Теперь они обычно играли по полчаса за раз, пели где-то дюжину песен — но они приезжали, и каждый фанат мог сказать: «Я был там! Я их видел!» И одно это сделает их продажи миллионными, когда продолжится тур.

Они быстро приняли ту лавину звука, которая теперь встречала их и почти перекрывала их музыку: во многих залах, где они выступали, примитивное оборудование не предназначалось для борьбы с массовой истерией. Сперва этот крик скорее удивлял, чем раздражал их. «Какой смысл делать шоу, если они просто будут сидеть и слушать? — шутил Джон. — Мне нравится бунт». И в то же время к тому, что они стали объектами всемирного поклонения, еще предстояло привыкнуть.

Вернувшись в июльский Лондон, Джон, когда их с Синтией везли на премьеру «A Hard Day’s Night», недоумевал, отчего на улицах столько народу. «Тут что, финал Кубка?» — невинно спросил он и искренне поразился, услышав от Брайана, что вся эта толпа надеялась увидеть Beatles.

Очевидно, это было весело, и Джон веселился, как и любой из них. Это должно было быть весело, ведь каждый новый пик популярности сменялся еще более высокой вершиной. Что может быть более лестно для молодого человека, чем крики преданности девочек-подростков, когда он прилетает в аэропорт или появляется на сцене?

Когда «A Hard Day’s Night» вышел в свет, казалось, даже кинокритики склонились перед битлами в поклоне, хотя их постоянные ссылки на группу как на современных братьев Маркс[62] слегка раздражали — Джон не видел сходства, кроме нескольких шуток и того, что Харпо Маркс зачесывал волосы на лоб.

Когда он понял, что ни один из битлов не получит ни гроша от огромных кассовых сборов их фильма (каждому из них за съемки выплатили лишь фиксированную сумму в размере 8000 фунтов стерлингов), он, как и остальные, был не в восторге. Но фильм прошел в кинотеатрах по всему миру и стал потрясающим рекламным роликом для вышедшего на пластинке саундтрека, в котором все песни написали они с Полом, и пластинка эта принесла им огромные прибыли, ибо сразу же стала мировым хитом номер один.

Все шло просто прекрасно. Но Джон был реалистом. Популярность рок-звезд мимолетна. Чак Берри, Литтл Ричард, братья Эверли, даже Элвис не продавали пластинки в таких количествах, как Beatles. Такой была суть их профессии. Почему с Beatles должно быть иначе? Такая слава не может продолжаться вечно. А значит, лучше всего сохранять чувство юмора и зарабатывать как можно больше денег, прежде чем огонь погаснет.

Только когда Beatles отправились домой в Ливерпуль для участия в общественном приеме перед премьерой «A Hard Day’s Night», он начал понимать, что этот огонь, похоже, в ближайшее время не погаснет. Когда Beatles стояли на балконе ливерпульской ратуши и смотрели на океан лиц на Касл-стрит, Джон понял: как было прежде, не будет никогда.

Внизу были двести тысяч лиц: его дяди и тети, сводные сестры и кузены, друзья, бывшие подружки, одноклассники и товарищи по колледжу — все люди, с которыми он вырос. Они навсегда остались для него прежними, но в их глазах он теперь отличался. Грандиозная слава создала барьер между ним и любимыми с детства людьми и местами. Он часто думал о