– В «Аксессуарах» есть боа из перьев! – вспоминаю я. – Бежим!

Я хватаю сумочку, вжикаю молнией, предварительно убедившись, что папка от детектива на месте. Надо пустить ее под нож сразу же, как только вернусь домой. Пока Люка нет.

На эскалаторе мы спускаемся на нижний этаж, где есть отдел «Аксессуары».

– Мы уже закрываемся… – начинает менеджер Джейн, но умолкает, разглядев наши лица.

– Извините, – отдуваясь, говорю я, а Дэнни спешит прямо к витрине с боа и шарфами. – Мы вас не задержим. Просто у нас тут родилась одна идея…

Вот! – перебивает Дэнни, показывая мне радужное боа. – Таких ты и не видывала! – Он наскоро соединяет восемь боа в одно массивное, похожее на сардельку. – Очень изысканно. Дэнни обматывает меня боа, а я дрожу от нетерпения. Мы творим историю моды прямо здесь, в нашем магазине! Создаем совершенно новую тенденцию! Не пройдет и года, как все вокруг закутаются в огромные боа от Дэнни Ковитца. Знаменитости будут являться в них на церемонию вручения «Оскара», магазины в центре – продавать боа втридорога…

– Боа-гигант, – говорит Дэнни, подвязывая распустившуюся гирлянду перьев. – Да, гигант. Шедевр. Ты только погляди! – Он поворачивает меня лицом к зеркалу, и я ахаю:

– Э-э… ого!

– Превосходно, да? – Дэнни сияет.

Если уж совсем начистоту, я ахнула потому, что выгляжу глупее некуда. Среди перьев почти не видно головы. Я похожа на огромную беременную метелку для пыли.

И откуда во мне ограниченность? Это же мода. Наверное, и обтягивающие джинсы казались дурацким изобретением, когда только появились.

– Поразительно, – восторгаюсь я, стараясь, чтобы перья не попали в рот. – Дэнни, ты гений.

– А теперь поедем куда-нибудь выпить! – Дэнни даже розовеет от воодушевления. – Самое время для мартини.

– Запишете эти боа на мой счет? – спрашиваю я Джейн. – Их восемь. Спасибо!

В приподнятом настроении мы покидаем магазин, я веду Дэнни за угол, на Портмен-сквер. Уже горят фонари, из отеля «Темплтон» выходят несколько мужчин в смокингах. Завидев меня, они умолкают, кто-то хмыкает нам вслед, но я еще выше задираю подбородок. Если хочешь удержаться на пике моды, придется смириться с тем, что тебя считают чудачкой.

– Зайдем в бар? – предлагаю я. – Здесь скучновато, зато далеко ходить не надо.

– Главное, чтобы коктейли умели смешивать. – Дэнни толкает тяжелые стеклянные двери и пропускает меня вперед.

В баре отеля «Темплтон» перебор с бежевым цветом: бежевые ковры, мягкие кресла, форма официантов.

– Давай захватим вон тот сто…

Венеция. Сидит в углу, в нескольких шагах от нас, поправляет волосы, на которых играет отблеск ламп, и болтает с каким-то мужчиной в костюме и элегантной женщиной. Этих двоих я вижу впервые.

– Ты чего? – удивляется Дэнни. – Что стряслось?

– Там… – Сглотнув, я кивком указываю на Венецию.

Дэнни смотрит на нее и восхищенно присвистывает.

– Это и есть Круэлла де Венеция?

– Тихо ты! – шепотом вскрикиваю я.

Но уже поздно: Венеция оборачивается и замечает нас. Она встает и шагает в нашу сторону, вся такая элегантная в черном брючном костюме и на шпильках. И как всегда, с безукоризненно расчесанными волосами.

Все хорошо, твержу я себе. Успокойся. Не понимаю, почему у меня колотится сердце и мокнут ладони.

Вообще-то догадываюсь. Наверное, потому, что у меня в сумке – папка, а в ней десять больших снимков Венеции. Но она-то об этом не знает, так?

– Бекки, – улыбаясь, она целует меня в обе щеки, – моя любимая пациентка! Ну, как ты? Теперь уже совсем скоро. Недели четыре, верно?

– Да. Э-э… м-м… Как дела, Венеция? – У меня дрожит голос, щеки наливаются жаром, но в остальном я веду себя вполне естественно. По-моему. – А это мой друг Дэнни Ковитц.

– Дэнни Ковитц… – повторяет она и оживляется. – Для меня это честь! Недавно я купила в Милане одну вашу модель. В Корсо-Комо. Помните пиджак с бисером?

– Еще бы! – с воодушевлением отзывается Дэнни. – Ручаюсь, вы в нем сногсшибательны.

Чего это он с ней любезничает? Ему положено быть на моей стороне.

– А брюки к нему вы купили? Мы выпустили две модели, капри и клеши. Капри бы вам пошли.

Я ограничилась пиджаком. – Она улыбается ему и поворачивается ко мне: – Бекки, тебе, наверное, жарко в этих перьях. Ты в порядке?

– В п-ф-ф-олном! – Я сдуваю пару перьев, прилипших к губной помаде. – Это новая модная концепция Дэнни.

– Ясно. – Венеция с сомнением оглядывает мое гигантское боа. – Знаешь, во время беременности перегреваться вредно.

Она в своем репертуаре. Опять командует мной и дает понять, что мода вредна для здоровья. Но если честно, я и вправду взмокла, поэтому нехотя разматываю перья и снимаю пиджак.

Странная какая пауза. Я не сразу замечаю, что Венеция уставилась на мой живот. И вдруг до меня доходит, в чем дело, и сердце ныряет в пятки.

На мне футболка от Дэнни. На животе отчетливо читается:

Она рыжая стерва, и я ее ненавижу.

Черт.

– Зябко здесь, – жалуюсь я и запахиваю на груди боа, в отчаянии пытаясь прикрыть злосчастную надпись. – Бр-р-р! Прямо мороз. Холодная нынче осень, правда?

– Что здесь написано? – не своим голосом спрашивает Венеция. – На твоей футболке?

– Ничего, – краснею я. – Ничего особенного! Просто… шутка! Конечно, не про тебя.

Про другую рыжую стерву. Одну женщину. Про человека, в общем. Некрасиво вышло.

– Отлично сработано, Бекки, – шепчет мне на ухо Дэнни. – Главное, тактично.

Венеция шумно втягивает воздух, словно стараясь взять себя в руки. Она явно раздражена, теперь-то я это вижу.

– Бекки, – наконец произносит она, – мы можем поговорить?

– Поговорить? – нервно повторяю я.

– Да, с глазу на глаз. Без посторонних. – Она переводит взгляд на Дэнни. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Ничуть. Принесу нам выпить.

Дэнни уходит к стойке, а я поворачиваюсь к Венеции и внутренне сжимаюсь. Она хмурится и барабанит пальцами по ножке своего бокала. Сейчас Венеция похожа на молодую и роскошную директрису, которая строго отчитает меня за то, что я опозорила всю школу.

– Ну вот мы и одни, – жизнерадостно начинаю я. – Как у тебя дела?

«Читать мысли она еще не научилась, – яростно втолковываю я себе. – И понятия не имеет, кто и зачем за ней следил. Доказать, что надпись на футболке про нее, не сможет. Вот и веди себя так, будто ни в чем не виновата».