litbaza книги онлайнДетективыУмножающий печаль - Георгий Вайнер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 116
Перейти на страницу:

Сергей Ордынцев: игра в жмурки

За годы своей полицейской службы я усвоил главную сыскную аксиому: наши начальники и наниматели больше заинтересованы в яркой зрелищной картине розыскного рвения подчиненных, нежели в предметных результатах расследования.

Розыскниками был разработан за долгие века нашего ремесла целый комплекс, всеобъемлющий свод бюрократических жестов, изображающих «движение по делу», симулятивных акций и демонстрационных поступков, которые все вместе должны показать, что мы, мол, тоже свой хлеб не зря едим. Для начальственного ока нет более отвратительного, оскорбительного зрелища, чем сидящий на заднице сыскарь, о чем-то якобы думающий. Он думает! Тоже мне, Чапай сыскался — думает! Мыслитель хренов! Родена на нашу голову не хватает!

Двигайся! Ищи! Вот тебе и вся мудрость ментовская! И сафоновские люди хаотически и суетливо двигались.

Потому что даже такой умный и предметно заинтересованный человек, как мой друг Хитрый Пес, тоже не свободен от этой слабости. Не сомневаюсь, ему бы наверняка хотелось увидеть больше делового усердия, пыхтения и сложных телодвижений в поисках Кота, чем я мог продемонстрировать.

А я не мог и не хотел разыгрывать для него старый анекдот с поисками под фонарем потерянных часов, когда ищут здесь не потому, что часы потеряны под фонарем, а потому, что здесь светло.

Я искал там, где было непроглядно темно. Впотьмах, медленно, очень осторожно я искал в непроницаемой тьме жаркой корыстной заинтересованности и молчаливого ледяного равнодушия остановившиеся бесценные часы — не «Картье-Паша», не «Патек Филип», не «Даймонд Роллекс», — они назывались «Разграбленный Поволжский кредит». Я был твердо уверен, что их остановившиеся стрелки замерли навсегда в момент, когда два моих друга стали смертельными врагами.

Вот это я знал почти наверняка, когда на выходе в проходной предъявил документы милицейскому лейтенанту и крутящаяся дверь выбросила меня на улицу. За спиной на гранитных полированных плитах величавого подъезда — надраенные до нестерпимого сияния бронзовые доски: «Министерство внутренних дел Российской Федерации».

Здесь я повидал сегодня массу приятелей, вчерашних товарищей, бывших сослуживцев — они все были мне рады. Мы шутили, и сетовали, и советовались — но ни одного словечка сверх того, что я и сам знал, я не услышал.

Хорошо, я разузнаю, выведаю, сыщу, пойму все сам. И в этой кошмарной игре в «жмурки», где уже и так было дополна жмуров, моим единственным помощником оставался Пит Флэнаган, который издалека кричал мне электронным голосом: «холодно!», «теплее!», «еще теплее!»…

Когда станет совсем горячо, я должен буду сам ему крикнуть об этом.

Я прошел на стоянку к своему джипу, завел машину и через Октябрьскую площадь погнал в задушенный автомобильными пробками центр. Отдуваясь, добрался до Дмитровки и вошел в проходную рядом с воротами, украшенными красной вывеской с раскоряченным лохматым орлом и грозными словами — «Генеральная прокуратура Российской Федерации». Показал удостоверение на вахте, вышел во внутренний двор и уже направился к главному подъезду, когда в кармане раздался звонок мобильного телефона.

— Да-да, Лена, я слушаю.

— Сергей Петрович, срочно возвращайтесь! У нас — ЧП!

— Что там стряслось?..

— Кот Бойко украл сына Серебровского…

Кот Бойко: вертикаль

Когда на большой скорости мы миновали Градские больницы, я крикнул Ваньке через плечо:

— Запомни — мы сейчас на нелегалке…

Он крепко держал меня поперек корпуса, уютно умостив башку между моими лопатками. Захлебываясь ветром, он вопил в мое ухо:

— Пьем ворованный воздух свободы!..

Я плавно сбросил скорость, притормозил и свернул в боковой проезд, заканчивающийся служебным въездом на территорию Центрального парка. У будки со шлагбаумом остановились — все честь по чести, пошутили с охранником в традиционной боевой униформе, подарили ему на память полсотенку, и вперед — с песнями и танцами.

По боковым дорожкам парка прикатили к гоночной бочке — аттракциону «Гонки по вертикальной стене». А там, в ограде, под старыми тенистыми деревьями уже стоит ржавый «ровер» с фургоном-прицепом. И за столиком восседает в полотняном креслице, нервно попивает пиво Карабас. Я заглушил мотоцикл, взял за плечи мальчишку:

— Идем, познакомлю с ископаемым мамонтом…

А сам приблизился к дяде-глыбе, прижал руки к груди, низко склонил голову, проговорил почтительно:

— Здравствуй опять, сенсэй Карабас…

— Ты все-таки это сделал, непутевый, — сказал толстун, встал нам навстречу, пенсне свое золотое фасонное сдрючил с носяры — хотел, наверное, получше рассмотреть нас, убедиться. Потом обнял меня — как асфальтовым катком расплющил — счастливо захохотал: — Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться!

После дружеского объятия я соскребал себя с него кусками, объясняя Ваньке:

— Помнишь, я тебе рассказывал — вот этот пожилой динозавр победил земное тяготение. Он научил меня ездить по стене.

— Кот, ты обещал… Кот, ты помнишь? — просительно и нахально забубнил Ванька.

Я оглянулся — двое ребят, Карабасовых помощничков, уже вкатывали мотоцикл в фургон-прицепчик.

— Идем взглянем, — сказал я неопределенно.

Через маленькую боковую дверь мы вошли внутрь гоночной бочки. Посреди дощатой круглой арены — черно-желтый трековый мотоцикл «индиана». Ванька крепко схватил меня за рукав:

— Кот, ты обещал мне!.. Ты обещал поднять на вертикаль!..

— Слово Капитана?.. — усмехнулся я.

— Закон! — в упоении напирал Ванька.

— Не боишься?

От напряжения, испуга, страстного желания превозмочь собственный страх Ванька не мог говорить — только мотал головой из стороны в сторону. У меня нет детей, и братьев меньших у меня не было — сам я подкидыш от дорогой маманьки-Родины. Сильное это, видать, чувство. Если, конечно, сподобен ему. А-а, что там мне еще рассуждать об этом!

— Подумай, Ванька, не надувайся, — попросил я его и сказал спокойно и негромко, без нажима: — Там, наверху, не передумаешь?

— Кот! Я не передумаю! Мне это необходимо! — задыхался Ванька. — Надо мной в школе смеются… Иваном Калитой зовут, царевичем всея России дразнят… Я с тобой ничего не боюсь… Лучше со стены грохнуться…

— Не грохнемся, сынок! — рассмеялся я. — Ты ведь мужик, если не запаникуешь — не грохнемся.

— Я не боюсь, Кот, поверь, совсем не боюсь… — уверял меня трясущийся Ванька.

— Не преувеличивай! — хлопнул я его по плечу. — Когда меня впервые Карабас вывез на вертикаль, я чуть штаны не обмочил…

Я подошел к машине, присоединил концы джамп-старта, и мотоцикл со снятым глушителем зычно кашлянул, еще раз, еще, потом оглушительно заревел, забился, загрохотал страшным утробным голосом. Я уселся в седло — широкое, удобное, желтой кожи «харлеевское» седло, которое я когда-то украл для Карабаса с милицейского патрульного мотоцикла, примерился поудобнее и почувствовал, что и сам сильно волнуюсь.

1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 116
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?