– Иваны хотят прорываться здесь. Мы уже несколько раз отбивали их атаки, и в следующий раз они подготовятся значительно лучше. По опыту последних дней могу предположить, что наступлению будет предшествовать невиданной силы артиллерийская подготовка. Если вы займете позиции здесь на высоте, советую вашим людям хорошенько окопаться.

Вскоре иваны действительно начали артподготовку. В воздухе тоже появились их самолеты – видимо, разгрузка наших войск не укрылась от русской воздушной разведки, и бомбардировочные эскадры противника стали обрушивать свой смертоносный груз на наши воинские эшелоны. Однако неприятельские бомбардировщики заходили на бомбометание поперек железнодорожных путей и часто промахивались мимо цели.

После обеда начали прибывать наши новые воинские эшелоны, а свежие русские бомбардировочные эскадры стали испытывать свою удачу. Однако бомбы почему-то чаще всего падали не на железнодорожные пути, а на Заячью гору и были для нас гораздо опаснее, чем для выгружавшихся из поездов войск.

Уже ближе к вечеру русские открыли ураганный артиллерийский огонь, и мы более часа вынуждены были прятаться под своими самоходками или в вырытых в земле укрытиях. Одни из нас чертыхались, другие молились, но все ждали начала неприятельской атаки. Стало смеркаться, стрельба артиллерии противника начала стихать, а иваны все не наступали. Тогда мы подсчитали свои потери. Они оказались вполне приемлемыми, а по сравнению с утренним уроном вовсе казались ерундовыми – имелись только раненые.

Одновременно по радио поступил приказ прибыть в распоряжение командира танкового полка 20-й танковой дивизии в Гросс-Нойендорф[95]. Когда самоходки выдвинулись на марш, я поехал в Зенгвитц, чтобы проконсультировать гауптмана Фоса, и встретил возле часовни Кляйна.

– Что с вашим лицом, Кляйн? Такого стреляного воробья, как вы, огонь противника не может напугать!

– Сегодня плохой день, господин обер-лейтенант. Вы были правы насчет Хази. На него я больше рассчитывать не могу.

– Поясните!

– Хази погиб, – чуть не плача ответил обер-ефрейтор. – Прямое попадание снаряда в его окоп.

Сказав это, Кляйн повернулся кругом и растворился в темноте, а я, потрясенный до глубины души, еще долго смотрел ему вслед.

«Будь проклята эта война!» – подумал я, садясь в «Фольксваген» и украдкой смахивая набежавшую слезу.

Гросс-Нойендорф, 18 марта 1945 года

На ночных улицах Нысы царило оживление – кругом сновали солдаты тыловых и ремонтных воинских частей, санитарные и штабные автомобили, а также полевые кухни. Плотными рядами проходили и войсковые колонны. Складывалось впечатление, что гражданское население было полностью эвакуировано. Однако найти подходящее место для ночевки оказалось не так-то просто – все хорошие помещения заняли штабы. Но нас, истребителей танков, это совсем не испугало, так как нам и так было не до того – чтобы добраться до выделенной нам казармы, возле которой уже стояли наши полевые кухни и машины с боеприпасами, приходилось с руганью буквально продираться сквозь идущие в разные стороны колонны.

Наконец мы были на месте, и люди смогли перекусить, а потом пополнить боекомплект своих самоходок. В такой суматохе мне пришлось смириться с еще одной, уже четвертой по счету бессонной ночью. Чтобы дать возможность отдохнуть немного хотя бы Бемеру, я забрался в «Фольксваген» гауптфельдфебеля и приказал водителю обер-ефрейтору Хейеру доставить меня в Гросс-Нойендорф.

Мы выехали из Нысы и двинулись вначале по дороге в направлении Гротткау, а затем поехали в объезд города Капелленберг, возле которого я впервые за два дня наконец-то увидел свой первый взвод.

Согласно докладу лейтенанта Цитена, взвод отошел из Фридевальде по проселочной дороге вместе с пехотой. За прошедшее время его самоходки подбили всего один русский танк, зато не получили повреждений. По наблюдениям Цитена, фронт на этом участке стабилизировался.

Мы вернулись по проселочной дороге немного назад и свернули в сторону Гросс-Нойендорфа. Было так темно, что хоть глаз выколи, и ехать нам приходилось очень медленно. Тем не менее наша машина чуть было не наехала на противотанковую пушку. Один из солдат орудийного расчета, которого при этом сильно ударило, принялся материться на чем свет стоит и, чуть ли не кипя от злости, поинтересовался, что за идиоты дрыхнут за рулем при езде по незнакомой местности. Он не стал более дружелюбным даже тогда, когда я, представившись, поинтересовался, сможем ли мы проехать дальше.

– Смотря куда, – ответил он. – Если вы попадете в лапы к русским, то не говорите им, что здесь их поджидает противотанковое орудие!

В конце концов до меня дошло, что мы просто проехали развилку на Гросс-Нойендорф.

При въезде в населенный пункт между домов угадывались очертания бронетранспортеров и машин связи. На командном пункте одного мотопехотного подразделения нам удалось узнать, что командный пункт танкового полка должен был находиться где-то на восточной окраине. Когда мы подъехали к центру, нам бросилось в глаза, что в этой части село выглядит как-то осиротело.

– Возьми правее, остановись и заглуши мотор! – скомандовал я водителю.

Нас окружала мертвая тишина, нарушаемая порой треском пулеметных очередей и хлопками одиночных винтовочных выстрелов.

– Проклятье! – шепотом выругался я. – Меня не оставляет чувство, что здесь нет больше ни единой живой души!

– Да нет, там кто-то двигается! – выдохнул водитель.

И действительно, на светлом фоне стены соседнего дома мелькнула какая-то тень.

– Стой! Кто идет?! – негромко крикнул я.

Тень мгновенно исчезла, как будто провалилась сквозь землю.

– Не стреляйте! Я немец! – послышался голос, и из темноты появилась фигура немецкого солдата.

Он был в каске, но без оружия и смотрел на нас сначала с недоверием, а потом с явным облегчением.

– Что с вами? Вы здесь в казаки-разбойники играете, что ли? – удивленно спросил я.

– Не так громко! – умоляюще попросил солдат. – Здесь рядом русские!

– С чего вы взяли?

– Они схватили меня, отобрали автомат и хотели утащить с собой, но в темноте мне удалось сбежать, – сбивчиво затараторил солдат, к которому явно возвращалось хорошее настроение. – Так быстро меня в Сибирь не отправишь!

– Как такое могло произойти? – удивился Хейер. – На окраине солдаты мотопехоты даже не подозревают, что по соседству с ними расположились иваны.

– Вы из 20-й танковой дивизии? – спросил я солдата.

– Нет.

Ночной беглец приблизился ко мне, чтобы рассмотреть знаки отличия на моих погонах, и, вытянувшись по стойке «смирно», доложил:

– Я из 45-й народно-гренадерской дивизии, господин обер-лейтенант. Насколько мне известно, мы должны были занять центр населенного пункта.

– Хорошо, идите в эту сторону – там не так далеко отсюда располагаются позиции мотопехоты. Доложите их командиру, что с вами произошло, а мы под покровом темноты поедем дальше на восточную окраину. Вряд ли русские станут останавливать машины.

Солдат отдал честь и растворился в ночи. Хейер хотел было что-то сказать, но потом пожал плечами, завел мотор