глядя в глаза суки.

— Что за бред ты… — начала Линд, но осеклась. — Что со мной? Что ты мне влил, козлина? — Дрянь помотала головой.

— Что, мозг будто на части рвет, да? — усмехнулся я. — Так и должно быть, не беспокойся. А теперь повторяю вопрос: где Эйва?

— Отвали, приду… Ах, чтоб тебя! — Линд крепко зажмурилась от боли.

Двигаться она не могла — прочно привязана к стулу.

— Где Эйва, дрянь?

Алина упрямо мотнула головой и поморщилась.

— Больно тебе? — мягко, почти ласково спросил я. — Ты погоди — с каждым разом будет становиться все хуже.

— С каждым разом?

— С каждым разом, когда ты лжешь или отказываешься отвечать мне.

— Что ты влил в меня, гнида? — прошипела Линд с ненавистью.

— Сыворотку правды, — ответил я. — Ее действию можно сопротивляться, но, поверь мне, недолго. Потом тебе станет нестерпимо выносить боль — и ты ответишь на все мои вопросы.

Я не стал уточнять, что действие сыворотки длится всего двадцать минут. Нельзя давать врагу ни единой лазейки ускользнуть.

— Сыворотки правды не существует, идиот!

— Тогда почему тебе так мучительно тяжело не говорить мне правду? Где Эйва?

— Я лучше сдохну, чем поддамся тебе! — с вызовом крикнула Алина и плюнула в мою сторону. — Я не знаю, кто такая Эйва, не знаю, о чем вообще речь!

— Ты убила Бирлу?

— О, на этот вопрос я отвечу с удовольствием, Ульберг. Все равно мне уже не жить, так хоть наслаждение получу перед смертью. Да, я убила твою гребаную няню! Она ведь была твоей няней, верно? Так вот — она ужасно страдала перед смертью. Я не стала убивать ее сразу, я дала ей время подумать перед кончиной. Знаешь, чтобы она успела вспомнить что-то хорошее из своей никчемной, жалкой жизни.

Я заставил себя не подскочить к ней и не придушить на месте. Я заставил себя не оскалиться в гримасе ненависти. Я заставил себя спокойно повторить вопрос:

— Где Эйва?

— Откуда мне знать, где твоя Эйва? В жизни ее не видела даже!

— Я думаю, что ты лжешь. Итак, еще раз: где Эйва?

— Я не зн… ааааааа! — закричала Алина, черты лица которой исказились в гримасе страдания. — Прекрати это делать!

— Я ничего не делаю, — развел я руками, улыбаясь. — Где Эйва?

— Не з… — Линд, не договорив, закричала. По ее щекам покатились слезы.

— Дальше будет хуже. Лучше скажи правду — тогда боль прекратится.

— Не стану я тебе ниче… Неееееет! — Линд задергалась на стуле, безуспешно пытаясь вырваться.

Я прекрасно знал, что сейчас с ней происходит: когда человек под действием сыворотки правды лжет — его череп будто дробят на куски. Это адская боль. Однажды мне пришлось испытать ее самому.

— Ты сожгла наш винодельный завод пятнадцать лет назад?

— Иди ты… — Линд снова заорала и, скуля от боли, сказала: — Да, я, я сожгла завод!

— Но как? Ты тогда была подростком. Сколько тебе вообще лет?

— Тридцать, пупсик. Я взрослая тетя уже по твоим меркам. Но по виду и не скажешь, да? — Алина попыталась улыбнуться, но губы ее растянулись лишь в очередной гримасе страдания. — Я с детства была сильно одаренным магом.

— Тебя тогда нанял Викар Нильсон?

— Да пошел… — Линд застонала. — Перестань это делать, прошу, прекрати…

— Тебя нанял Нильсон, чтобы взорвать наш завод пятнадцать лет назад?

— Пошел ты! Чтоб ты сдох, ублюдок! — завопила она.

— Где Эйва?

Если бы боль могла быть звуком, то леденящий душу вой, испущенный Алиной Линд, был бы ею.

— Где Эйва, говори, тварь⁈ — Я подскочил к ней и схватил за глотку. — Говори! Где Эйва, где???

— Подвал… — просипела Алина, которая уже почти теряла сознание от муки. — Подвал… Нильсоны ни при чем… это я… я одна сделала…

— Что за подвал?

— Заброшенного дома… моей матери.

— Адрес, адрес давай!

В этот момент в библиотеку ворвались граф и великан.

— Дальше мы сами, — бросил мне Берг и обратился к Алине: — Где моя дочь?

Та со стоном страдания продиктовала адрес.

— Это на окраине города, недалеко от городского кладбища, — сказал великан.

— Быстро собирай людей, выезжаем немедля! — Граф метнулся к двери.

Телохранитель Эйвы поспешил за ним. Мы с Алиной остались вдвоем. Она подняла на меня помутненный взгляд.

— Ты все равно проиграешь, урод, — из последних сил выдавила она, прежде чем потерять сознание.

* * *

Я сидел напротив графа Освальда Берга в его кабинете.

За окном занимался рассвет. Ночью граф Берг и его люди нашли и привезли Эйву. Она оказалась именно там, куда указала Алина. Эйва была совершенно цела и невредима, не считая нескольких царапин и синяков.

— Проси, что хочешь, и проваливай из жизни моей дочери, — сказал граф мне.

Само дружелюбие, однако ж.

— Господин Берг, вы же понимаете, что, даже если я уйду из ее жизни, Эйва все равно ослушается вас и станет искать встречи со мной?

— Так отвергни ее. Разбей ей сердце. Скажи, что плевать на нее хотел!

— Я не стану такого говорить, — отрезал я, глядя прямо в глаза графу.

Он с минуту прожигал меня ответным взглядом, в котором, наверное, сосредоточилась вся ярость, на которую он был способен.

— Если моя дочь пострадает из-за тебя…

— Граф, мы уже проходили этот этап, прошу, давайте пропустим его на этот раз.

— Чего ты хочешь?

— Если позволите — у меня к вам две просьбы.

— Говори.

— Мне нужно очень редкое растение. Предполагаю, что оно может расти в вашем лесу.

— Название?

Я вытащил из нагрудного кармана свернутый листок бумаги, который всегда таскал с собой.

Граф взглянул на написанное и поднял на меня изумленный взгляд.

— Да ты знаешь, сколько оно стоит? Как пять твоих особняков, наверное. Зачем оно тебе понадобилось?

— Это уже мое личное дело, граф. И неужели ценность какой-то травы для вас выше ценности дочери? — Решил я давить на единственный рычаг, с помощью которого можно было воздействовать на графа.

— Ты получишь свою траву, — сказал Берг, бросив мне листок. — Какая вторая просьба?

— Отдайте