дорожкой вниз по животу к более густой поросли вокруг его прекрасного члена, став бонусом, которого я не ожидала.

Он остановился передо мной у раковины, осторожно вытащил ночнушку из-под моей попки, и я затаила дыхание, когда подняла руки, чтобы он стянул ее с меня.

Прежде чем я успела смутиться из-за того, что оказалась перед ним обнаженной, он снова поднял меня на руки и поставил рядом с ванной. Затем помог забраться в нее, зайдя следом и устроившись позади меня, окружив мое тело согнутыми в коленях ногами так, что я полулежала на его груди, пока ванна наполнялась горячей, успокаивающей водой.

— Расслабься, Фэй, — ласково призвал он, обхватив меня руками, одной — вокруг ребер, другой — вокруг груди.

— Хорошо, — прошептала я и не солгала. Невозможно не расслабиться в таком полумраке, в горячей воде, в объятиях Чейза, подарившего мне два оргазма.

— Детка, ты прекрасна, — мягко сказал он мне на ухо, скользя одной рукой по моему животу. Я подозревала, что он смотрит на меня из-за моего плеча сквозь полумрак.

Боже, я надеялась, что он говорит то, что на самом деле думает.

— Хорошо, — тихо повторила я, не так уверенная в этом.

— Всё моё, — пробормотал он. — Господи, наконец, всё моё.

Я закрыла глаза, втянула воздух и еще сильнее расслабилась, прижавшись к его груди.

Я чувствовала движение губ на моей шее, когда он продолжил бормотать:

— Тринадцать лет и всё моё.

Мои слова что-то значили для него. Я знала это. Поскольку после них, Чейз показал мне себя, свою уязвимость. Да, это должно было значить многое.

Но его последняя фраза точно дала понять, насколько велико это значение.

И это значение было велико и для меня.

Сглотнув, я повернулась к Чейзу. Он коснулся губами моего лба и сжал в объятиях.

Ванна наполнилась.

Чейз продвинул нас обоих вперед и закрыл краны, а затем усадил нас обратно. Когда мы устроились, его ладони заскользили по моей влажной коже, легко, приятно, успокаивающе и ласково.

Вода, оргазмы, Чейз и его руки, все остатки напряжения покинули меня. Я растворилась в нем в полумраке.

Его ладони перестали блуждать, он обеими руками обнял меня, и мы молча сидели в ванне.

Это продолжалось, пока я не заснула в объятиях Чейза, повернув голову и уткнувшись лбом ему в шею.

Я не знала, проспала ли я час или две минуты, прежде чем мы вышли из ванны, ну, я вроде как вышла, так как Чейз вынес меня из нее на руках.

Нежно и быстро вытерев меня полотенцем, он натянул на меня ночнушку через голову.

То же самое он проделал с собой, только быстрее, снова поднял меня на руки и понес к кровати, куда и уложил. В сонном восхищении я наблюдала, как он натягивал бордовые фланелевые пижамные штаны на завязках.

В полусонном состоянии я решила, что голый он — сексуальный. Он был сексуальным и в одежде. Но также и в пижамных штанах.

Не удивительно.

Чейз подошел к моей стороне кровати и выключил свет, потом я услышала, как он обогнул постель, и перекатилась на бок. Матрас прогнулся, и я увидела, как на него опускается темный силуэт. Чейз накрыл нас одеялом и вытянулся на спине.

Не остановившись на этом, он просунул под меня руку и потянул на себя. Обняв меня, крепко прижал к своему боку, не оставив мне выбора (не то чтобы я в нем нуждалась), кроме как улечься щекой на его плечо и обвить рукой его плоский живот.

— Значит, ты любитель обнимашек? — прошептала я.

— Нет.

Я моргнула, глядя на затененную плоскость и рельеф его груди.

— Хм-м-м…

— Или не был таким около двух секунд назад.

Внутри потеплело, а сердце приятно сжалось.

— Отдалишься от меня, Фэй, вернешься туда, где ты сейчас, — предупредил он тихим, мягким голосом, но тот звучал низко и серьезно.

Странно.

Сексуально и мило.

Но странно.

— Хорошо, — прошептала я.

— Оставайся рядом, — приказал он.

— Ладно, милый.

— Хорошо, — пробормотал он, и хватка вокруг меня усилилась.

Я ответила тем же.

Он молчал.

Я пялилась на его грудь.

Затем позвала:

— Чейз?

— Да?

Облизнув губы, я тихо сказала:

— Спасибо за то, что сделал все это так прекрасно.

Он ничего не ответил.

Затем перекатился на меня, втиснул колено между моими ногами, так что я была вынуждена оседлать его бедро, и крепко прижал меня к себе обеими руками.

— Засыпай, детка, — прошептал он, и теперь его голос был тихим, но хриплым.

— Хорошо. Спокойной ночи, малыш.

Одна его рука поднялась вверх по моей спине и зарылась во влажные волосы, а затем проскользнула сквозь них пальцами.

И еще раз.

Затем Чейз прошептал:

— Спокойной ночи, детка.

Его рука не переставала скользить по моим волосам.

Через несколько мгновений я заснула, близко и крепко прижавшись к Чейзу Китону.

Глава 10

На полпути

Глаза Чейза открылись, и он заморгал, прогоняя сон.

Яркое солнце Колорадо пыталось штурмом взять его занавески и, как обычно, одерживало победу.

Чейз почувствовал, как его тело напряглось.

Что-то было не так.

Он уставился поверх подушек на пустую кровать.

Он лежал на боку, засунув одну руку под подушку, другая широко раскинулась на матрасе.

Фэй не было.

Чейз молниеносно почувствовал, как внутренности стиснуло железным кулаком.

Он не относил себя к людям, склонным к фантазиям, до сих пор такого никогда за собой не замечал, но теперь его поразила мысль, что последние три недели ему приснились, и это неудивительно, учитывая, как его жизнь спустили в унитаз. И это был жестокий, извращенный сон.

Ее сладкий вкус.

Ее ангельское прикосновение.

Она оставила на нем чудотворный след.

Потом исчезла.

Чейз почувствовал запах жареного бекона.

Он тут же перекатился, откинул одеяло, встал с кровати и выскользнул из комнаты в коридор, через арку и к кухне, где сделал пять шагов и остановился как вкопанный.

Потому что у его плиты, за кухонным островком, стояла Фэй Гуднайт.

Фэй Гуднайт.

В его доме.

На его кухне.

У его плиты.

На следующее утро после того, как подарила ему свою девственность и провела ночь в его объятиях в его постели.

На ней была его вчерашняя рубашка. Она была расстегнута, лишь частично прикрывая чертовски сексуальную сапфирово-синюю шелковую ночную рубашку с широкой кружевной полоской поверху, и, как он запомнил с прошлой ночи, но сейчас видеть не мог, еще одна широкая кружевная полоска шла по подолу, а по бокам были разрезы. Ночная сорочка, которую, как он полагал, не