Мне не хотелось рассказывать, как мы три дня ругались, и она назвала маму чудовищем, а меня слабохарактерным маменькиным сынком. Это было слишком унизительно. Но Винни меня опередила:

– Она тебе не позволила.

И я кивнул. Конечно, жена не хотела продлевать жизнь моей матери, ведь ее близкая смерть и была главной причиной, по которой Марсела вышла за меня замуж.

Я вспомнил тот день, когда мама позвала нас с Винни, через два года после того, как заболела, и объявила, что ей нужна почка. Это было накануне ее дня рождения. «Не покупайте мне ничего в этом году, – сказала она. – Вы можете дать мне то, что у вас уже есть».

Никогда не забуду, как в тот вечер мы с Винни вышли во двор, боясь говорить в доме, потому что знали – у стен есть глаза. «Я не позволю тебе это сделать, – сказал я сестре. – Ты слишком молода». И она ответила аналогичным образом: «А у тебя только что родился ребенок, это слишком рискованно». Ни один из нас не признался в истинных причинах, по которым мы не можем сделать операцию: проблеме со спиртным и проблеме с женой. И больше мы об этом не разговаривали. Наверное, именно из-за того, что мы не обсудили мамину просьбу, нам стало трудно говорить и обо всем остальном. С тех пор мы начали отдаляться.

– Помнишь, как мы напились шампанского на вечеринке по поводу маминого «Оскара»? – спросила Винни, и я слегка улыбнулся.

– Тебя вырвало в фонтан.

– Казалось бы, я должна чему-то научиться.

И я вспомнил о женщине, на которой женился.

– Наверное, мы оба искали то, что причинит нам боль. Потому что после детства рядом с мамой считали, что именно этого и заслуживаем.

– Вот какое она оставила наследство, – сказала Винни. – Вдохновила всех, кто ее любил, на самоуничтожение. Жаль, нельзя написать это на ее надгробии.

Винни вздохнула и откинулась на спинку кресла. А прямо за ее головой на мониторе что-то дернулось. Я наклонился, чтобы рассмотреть получше.

– Тут кто-то есть! – Я указал на камеру у подъездной дорожки, где только что появилась машина.

– Это Нейтан!

– Ты когда-нибудь рассказывала ему про бункер? – спросил я, понимая, что это маловероятно, но все-таки не теряя надежду.

– Мы же дали клятву, – напомнила она.

Мое сердце наполнилось любовью.

– Мы здесь не умрем, – пообещал я.

Вместе с сестрой мы прошли через ад, и я отказывался соглашаться, что наше путешествие закончится вот так.

– Твоими бы устами… – выдохнула она.

Мы с сестрой не ходили в церковь, но, думаю, оба верили если не во всемогущего Бога, то хотя бы в карму. И смерть матери в тот момент, когда она решила нас помучить, явно подтверждала существование кармы.

Мы смотрели, как Нейтан потоптался на крыльце и скрылся в доме. Я переключился на внутренние камеры, показывающие гостиную и прихожую. Нейтан стоял прямо у двери. Секундой спустя на лестнице появилась Марсела. Они обменялись парой слов. Потом Нейтан вытащил телефон, что-то набрал и пошел на кухню.

– Переключись на камеру в кухне!

Сделав так, я увидел, как Нейтан берет со стола телефон Винни.

– Это мой телефон! – вскрикнула Винни. – Наверное, он написал мне и услышал, как пришло сообщение!

На кухне появилась Марсела. Нейтан посмотрел на нее и помахал телефоном Винни.

– Почему он размахивает моим телефоном? Думаешь, спрашивает, где мы?

В ее голосе звучала надежда. Мне тоже хотелось надеяться. Но дверь закрылась не сама по себе.

Марсела подошла ближе к Нейтану. А потом протянула к нему руку. Не просто коснулась, чтобы приободрить, а попыталась расстегнуть пряжку ремня.

– Какого хрена? – сказала Винни, глядя на меня.

Но мне не пришлось ничего объяснять, все и так было болезненно очевидно.

– О Господи. Мне так жаль, Чарли.

Даже не знаю, что потрясло меня больше – что Марсела спит с моим кузеном или что я до сих пор об этом не догадался.

После той поездки на лыжный курорт я должен был понять – что-то не так. Она не хотела ехать: «Зачем мне туда ехать, если я не катаюсь на лыжах? – ныла она. – Мне там нечем будет заняться!» Но я сказал, что мы едем всей семьей и ей не отвертеться, кажется, даже велел заткнуться. Винни приложила много усилий, чтобы спланировать эту поездку, а мы не ездили кататься на лыжах с тех пор, как были подростками. Мы с сестрой надеялись, что это оживит наши отношения, и, очевидно, так и произошло, но самым худшим образом.

Марсела дулась все шесть часов поездки из Санта-Барбары в горы. Говорила, что, если она не катается, это не значит, что остальные могут рассчитывать на накрытый стол в конце дня. Она ненавидит холод. Не выносит мою сестру-пьянчужку. А мой дядя Рой – «самый скучный человек на планете».

Как только мы заселились в лыжный домик, она отправилась прямиком в нашу комнату и не выходила оттуда. Я извинился за нее: она плохо себя чувствует, укачало в машине, ей нужно отдохнуть. Но на следующий вечер, проведя весь день в доме, вместе с Нейтаном, Марсела совершенно изменилась. Щеки порозовели, и она танцевала по кухне, пока готовила для нас горячий шоколад с мятой, когда мы вернулись с холода. Любой человек хоть с одной извилиной сообразил бы, в чем дело. Но мы верим в то, во что хотим верить, а в это верить я не хотел.

Когда я наблюдал за их ссорой – Марсела прижималась к Нейтану, а тот ее отталкивал, – мой гнев сменился печалью.

– Она всегда брала то, что хотела, – признал я. – И я уже давно знаю, что ей нужен не я.

Наконец-то я произнес это вслух с большим облегчением.

Винни сжала мою руку, и вдруг я задумался – не догадывалась ли она. Может, именно поэтому мы с сестрой отдалились друг от друга? Проще совсем не разговаривать, чем не разговаривать об этом, находясь рядом.

– Теперь все наладится, – пообещала Винни, и я понял, что она говорит о нас.

Сквозь печаль пробился бутон надежды. Я повернул голову, чтобы встретиться с утешающим взглядом сестры, но тут комната вдруг начала вращаться. Я решил, это паническая атака, потому что ничего не наладится, если мы отсюда не выйдем. Только углекислый газ сначала вызывает головокружение, а потом убивает.

– Они выходят из дома, – услышал я и посмотрел на Винни, потому что это наверняка был ее голос, больше тут никого не было. – Чарли, что с тобой?

Комната завертелась, как карусель, и через секунду я