войны, с которой вы сражались при обороне Южной цитадели? — Рея поняла о ком идет речь, потому что перешерстила все книги об Арривии, когда Присцилла рассказала ей историю Ротманта.

Роланд отрывисто кивнул, закрывая лицо упавшими прядями волос. Мертвое тело Кассандры еще четко вставало перед глазами, как бы он не старался об этом забыть.

— Вы до сих пор ее любите? — тихо спросила девушка.

— Да. Я буду любить ее всегда, но… — Роланд затравленно посмотрел на нее, пытаясь сказать все, что лежит на душе. Чтобы она поняла его и приняла. — Эта не та любовь, которую я испытываю к тебе.

Он впервые открыто и прямо заявил о своих чувствах, чем вызвал знакомый трепет в ее груди и легкое волнение. Рея не стала тратить драгоценное время на ревность или мысли о том, что Роланд подсознательно сравнивал ее с Кассандрой, потому что его попросту не осталось, и в данный момент для них не существовало ни Уильяма, ни приступов, ни войны. Она хотела запомнить преподавателя артефакторики любящим и заботливым человеком, который готов оставить прошлое ради нее, ведь ей предстоит лелеять эти воспоминания всю оставшуюся жизнь.

— Фабиан думает, что Лимрания снова нападет? — Рея уже знала ответ, но все же задала вопрос.

— Он уверен в этом.

Ну вот и все. Пазл сложился. Теперь она понимала, для чего директору понадобился Ротмант, и с горьким сожалением осмысливала полученную информацию. Должно быть, это отразилось на ее лице, потому что Роланд тихо выругался и принял эмоции девушки на свой счет.

— Если бы я встретил тебя раньше, все могло быть по-другому, — с сожалением произнес он и с силой сжал подлокотники кресла.

— Вашей вины в ее гибели нет, — успокоила его Рея.

Рея залпом допила все вино в бокале, решая все для себя, и медленно поднялась, разглаживая невидимые складки на сарафане. Она подошла к мужчине так же мучительно медленно, словно боялась растерять остатки храбрости по дороге, и нежно коснулась его щеки, заставляя посмотреть на нее. В легком платье, которое подчеркивало ее формы и прелести фигуры, она выглядела женственной и хрупкой, почти невесомой и нереальной. Он прильнул к ней и позволил себе слабость, обнимая ее за талию и прижимая голову к животу. Рея запустила пальцы в его волосы, осторожно поглаживая Роланда и даря ему ласки, будто в последний раз. Его словно окутала одержимость ею и мыслями о ней, потому что постоянно касаться ее и держать в своих руках стало навязчивой целью, которую мужчина силился исполнить каждый раз, когда она появлялась в поле его зрения, и сейчас он не стал противиться своим желаниям.

Она отстранилась первая, но лишь для того, чтобы устроиться у Роланда на бедрах вопреки его слабым протестам. Рея лениво поглаживала его по плечам, чтобы расслабить его, и поддалась инстинктам, когда перевела руки на мужскую грудь и потянулась за поцелуем. Рваный вдох Роланда позволил ей действовать смелее, хотя сердце громко стучало о грудную клетку, а тело дрожало от волнения. Он положил ладони на ее поясницу, слегка массируя кожу под пальцами и поднимаясь выше к острым лопаткам, отчего сарафан девушки поднялся вверх, рискуя собраться в районе талии. Возбуждение стало причинять дискомфорт, когда Ротмант осознал, что от ее обнаженного тела его отделяет лишь тонкая ткань платья, и она почти не оставляла простора для фантазии, вырисовывая все изгибы фигуры девушки.

— Прекратишь ты меня мучить или нет? — он разорвал поцелуй, шумно вдыхая воздух, но из рук Рею не выпустил.

— Я вся ваша. Целиком и полностью, — ее томный голос не помогал остудить пыл.

— Ты погубишь меня, — простонал Роланд от бессилия и прикрыл глаза, откидывая голову на кресло и качая головой.

— Пожалуйста. Вы нужны мне, — прошептала Рея ему на ухо, прижимаясь ближе и без сомнения чувствуя его желание.

— Опомнись, Рея. Останови меня, потому что я сам остановиться уже не в силах, — вымученно проговорил он, хватаясь за последнюю благоразумную мысль в своей голове.

Рея снова поцеловала его, влажно и совсем уж развязно, явно показывая свой окончательный ответ, и тогда Ротмант не стал церемониться, грубо сжимая ее ягодицы и получая в качестве реакции тихий стон в губы. Где-то на задворках сознания мелькали предположения, что с ней что-то не так, потому что девушка всегда вела себя скромно и робко, а роль искусительницы и соблазнительницы не могла принадлежать Рее, но она так льнула к нему, что сомнения отложились на второй план.

Он касался ее везде, куда только могли добраться его огрубевшие руки, словно путник, который наконец нашел то, что так долго искал в жизни. Рея была такой теплой и мягкой, что он терял рассудок от ее неопытных, но жадных ласк, и Роланд, не выдерживая, нетерпеливо спустился к тонкой девичьей шее, оставляя на ней обжигающие жалящие поцелуи. Запах ежевики опутал его, проникая в легкие и поселяясь глубоко в сердце, но больше всего Ротманта дурманил вкус ее кожи, сладким букетом раскрываясь на языке.

— Ты так прекрасно пахнешь, — прошептал он, и Рея почувствовала прилив смелости.

Она неторопливо опустила обе лямки сарафана вниз, будто не стесняясь собственной наготы, и одним резким движением потянула платье к талии. Роланд громко сглотнул, смотря на Рею, как на божество, и положил обе ладони на обнаженную грудь. Каким же он был идиотом, что не замечал в девушке красоту раньше, но сейчас с лихвой собирался это исправить. Он очертил округлости пальцами и задохнулся от ощущения, как восхитительно они помещались в его широких ладонях, словно создавались специально для него. Руки мужчины снова ожили, сжимая упругую грудь и лаская затвердевшие соски, и Рея, сходя с ума, запрокинула голову назад, зарываясь пальцами в темные волосы Роланда. Страх и вожделение пожирали ее изнутри, потому что добровольно отказаться от чувств и ярких ощущений, которые она испытывала, походило на преступление, а лишить любимого человека воспоминаний означало для нее предательство, за которое Рея никогда не сможет себя простить. Она закусила губу, чтобы не выдать тихие всхлипы, и окончательно потерялась в эмоциях, когда Роланд начал покрывать ее плечи поцелуями.

Он выцеловывал каждый сантиметр ее бархатной кожи, которая мерцала огнем от отблесков свечей и плавилась под его руками, словно горячий воск, и особенно уделял