Вновь зарокотали походные барабаны ферров, уцелевшие конники резерва выстроились за спиной полководца; тот опустил приподнятое забрало и тронул пятками коня, посылая в атаку. Трибуны охнули: наступал момент, которого так ждали три дня без малого. Вожди обеих армий сходились в поединке.

Тишина повисла над ристалищем, тяжелая, точно перчатка латника, ушли куда-то стоны и звон мечей, грохот идущей битвы, застыли люди с перекошенными в ожидании лицами, и лошади беззвучно выбивали копытами затейливую рунную вязь, неслись, скаля узкие морды в предвкушении столкновения, напрягаясь все больше. Длинные турнирные копья упали разом, точно по команде, хищно нацелились, выискивая брешь в доспехах, малую, точно камень в полкарата, точку нестыковки человека и животного, ту щель, в которую нужно попасть, чтоб рычагом, Божьей дланью разорвать несовместимое… Отделить живое от живого.

Кони отвернули морды, щуря глаз на помутневшее солнце. Подчиняясь жестоким шпорам, прибавили шаг, еще, еще…

– Ах! – пронесся слабый выдох по трибунам.

Вожди встретились. Ударили. Послышался треск.

– Боже! – простонал многоголовый зверь, именуемый толпой, и тотчас тишина взорвалась аплодисментами.

– Ваш сын ударил первым! – поделился Император, отрываясь от подзорной трубы. – И селты выиграли поединок. Если подсчитать выбитых ферров.

– Они просто сломали копья! – рявкнул Варт. – Всего лишь!

– Нет, – утешил старого рыцаря маг. – Эмберли совершил невозможное.

– Вот как? – Варт с жадностью уставился на Эрея.

– Он разгадал «Львиный Коготь» и отразил его. Это непросто.

– Что еще за «Коготь»? – ревниво затребовал подробностей Даго-и-Нор.

Эрей промолчал, наблюдая, как рыцари на ристалище меняют коней и копья, в то время как с поля уносят раненых воинов. Но Варт ждал, с нетерпением ждал Линар, да и вся императорская ложа затаила дыхание от любопытства. Маг недовольно поморщился, кляня себя за сочувствие, но отступать было поздно:

– В прошлом веке удар «Когтя» считался неотразимым. И рыцарь, владевший им, получал завидное преимущество. Только что Эмберли Даго-и-Нор изобрел защиту от «Львиного Когтя», сразившего многих достойных воинов.

– Подумаешь, прошлый век! – протянул старый Варт, но было видно, что он доволен.

Наконец герольды протрубили сигнал, и вожди обеих армий снова двинулись навстречу друг другу. Немногие воины сопровождали их, сводя какие-то личные счеты, большая часть войска предпочла остановить сражение, на полуслове, полуфразе; воины застыли с занесенными мечами, точно кто-то щелкнул пальцами, творя заклинание, заставляя ристалище окаменеть. Рыцари жадно следили за поединком полководцев, забыв о собственных сражениях, они творили молитвы и не отводили глаз, горящих неистовой верой в победу.

Нарастающий топот копыт, адский треск, пыль по ристалищу…

Чей-то одинокий тоненький вскрик:

– Снова! Снова!!

– Боже Единый! – пробормотал Линар. – Да кто же этот витязь, способный дважды выстоять против Даго-и-Нора?

После того как Даритель и Даго-и-Нор в третий раз сломали копья, герольды объявили начало поединка на мечах.

«Посмотрим, – подумалось Эрею, – как ты усвоил прочие главы».

Мечом Эмберли Даго-и-Нор владел мастерски; он был чертовски быстр и подвижен даже в длинной сельтской кольчуге, заменявшей панцирь и блестевшей точно чешуя в последних лучах затменного солнца. Селт снова импровизировал, сняв поножи и предпочтя сапоги из мягкой оленьей кожи, бесшумно ступавшие по песку ристалища. Глухой шлем защищал голову, колыхался павлиний плюмаж, оплечье с железными вставками усиливало кольчугу. Он был так прекрасен, что дамы в ложах падали без чувств на руки служанок, едва меч Дарителя оказывался в опасной близи от чешуйчатой кольчуги.

За Дарителя так же переживали, чуткий слух Эрея улавливал жаркие речи, восхвалявшие скрытую красу либо скрытое уродство безымянного рыцаря; и то и другое было весьма привлекательно в глазах знатных дам и интересовало куда сильнее самого поединка.

Начало боя толпа, пресыщенная зрелищем недавних баталий, посчитала скучным. Но знатокам эти неспешные с виду атаки говорили о многом.

Нередко рыцарские бои на мечах были битвами одного удара: все решал удачный замах, вовремя подставленный щит, но чаще – быстрее проведенная атака. Они начинались торопливо, пока поверженный противник не оправился после падения, и так же торопливо завершались публике на потеху, оттого долгие обмены ударами были у нее не в чести. Меч всего лишь завершал начатое копьем, и чем скорее, тем лучше.

Но данный турнир многое ставил с ног на голову. И вожди, сошедшиеся в поединке, заставили по-новому оценить всю красоту звенящих клинков.

Эмберли Даго-и-Нор был силен, творя своим клинком невозможное, но и Даритель ему не уступал. Он оставил поножи, не рискнув в битве с незнакомым мечником открыть голени и колени, и поначалу все приняли это за очевидную прореху в защите. Но зрители ошиблись: лишние наслоения металла попросту не мешали Дарителю, он двигался так же легко, как, должно быть, скользил по паркету в бальной зале, он танцевал по песку ристалища и выделывал презабавные па, задавая вопросы противнику. Эм вторил ему, двигаясь все быстрее; они затеяли тактический разговор, редко пуская в ход мечи, ибо не видели подходящего момента для решительной атаки, но когда, обсудив все, стоящее внимания, условившись о тактике поединка, все же сошлись, и зазвенели клинки, яростно разрубая стонущий воздух, показалось, что марево поднимается над ристалищем, и нечем дышать от небывалого зноя. Публика повскакала с мест, захваченная невиданным доселе зрелищем, заорала беззвучно, глотая слова раскрытыми ртами, а они все кружились, все танцевали, наращивая темп, до изнеможения, истекая потом, точно кровью, и казалось, рыцари вот-вот рухнут замертво, задохнувшись, не уложившись кратким выдохом в секунды между ударами, но бой все длился, все продолжался, и не было ему конца…

А потом конец все-таки наступил.

На ристалище упала тьма, непроглядная, ослепительная тьма летнего Хвиро. Запели трубы герольдов, отмечая затмение солнца и финал четвертого дня турнира. По знаку маршалов запылали тысячи факелов, освещая трибуны и ристалище с остановленным поединком, лишенным Божьего надзора, переставшим быть святым правым боем. Белые братья поспешили на поле брани, разводя разгоряченных бойцов, так и не добившихся победы, раздираемых досадой и восхищением, жаждущих битвы, но не смевших более противоречить законам. Эмберли Даго-и-Нор первым отсалютовал сопернику и протянул руку в знак уважения и симпатии; Даритель после секундного колебания ответил крепким рукопожатием и с поклоном растворился в темноте.

– Пожалуй, что ничья, – стараясь выдержать тон, подвел итог Император, но в свете факелов была видна его довольная хищная улыбка.

– В вашу пользу, – буркнул Варт Даго-и-Нор, но и он был вполне доволен таким исходом. – Жаль, солнце затмилось, сын бы показал…