…oh Debbie Denise was true to me,

She’d wait by the window, so patiently.

Blue Öyster Cult. «Debbie Denise»

Lyrics by Patti Smith[55]

– Вся поездка псу под хвост. Только время потеряли. Это не Бриттани. И Брокбэнк тут не при делах.

Страйк испытал невероятное облегчение. Улица Адама и Евы вдруг заиграла яркими красками, а прохожие приобрели более разумный и приветливый вид, чем до этого звонка. Бриттани, в конце-то концов, наверняка жива. Он ни в чем не виноват. Нога не ее.

Робин промолчала. В голосе Страйка она услышала восторг, почувствовала, как у него с души упал груз. Конечно, она не знала и никогда не видела Бриттани Брокбэнк, и хотя была рада, что эта девушка в безопасности, другая девушка все же погибла при кошмарных обстоятельствах. Можно было подумать, что чувство вины, которое сбросил Страйк, упало ей на колени. Ведь это она по диагонали прочитала письмо Келси и, не ответив, положила к посланиям всяких психов. Робин спрашивала себя: а что бы изменилось, свяжись она с Келси, посоветуй обратиться за помощью? Или если бы Страйк позвонил и рассказал, что потерял ногу в бою, что россказни про его травму – ложь? У Робин внутри все заныло от раскаяния.

– Ты уверен? – спросила она вслух после минутной паузы, во время которой каждый был занят своими мыслями.

– В чем? – не понял Страйк и повернулся к ней.

– Что Брокбэнк на сто процентов непричастен.

– Если это не Бриттани… – начал Страйк.

– Ты же сам только что сказал, что эта девица…

– Ингрид?

– Вот-вот, – подтвердила Робин с легким раздражением, – Ингрид. Ты сам говорил, что, по ее словам, Брокбэнк на тебе съехал. Все твердил, мол, это ты причинил ему мозговую травму и повинен в том, что он потерял семью.

Страйк смотрел на нее, хмурился, думал.

– Все, что я вчера говорила по поводу желания убийцы тебя унизить, приуменьшить твои военные заслуги, вполне согласуется с тем, что нам известно о Брокбэнке, – продолжила Робин. – Почему ты не допускаешь, что он столкнулся с Келси, увидел, вероятно, шрамы у нее на ноге, совсем как у Бриттани, или прослышал, что она хочет избавиться от ноги, и это… не знаю… что-то в нем пробудило? В смысле, – неуверенно сказала Робин, – мы не знаем, как его черепно-мозговая травма отразилась…

– Да пошел он со своей мозговой травмой! – оборвал ее Страйк. – В больнице он симулировал. Сто процентов.

Робин ничего не сказала; она по-прежнему сидела за рулем и смотрела, как по улице Адама и Евы люди ходят за покупками. Она им завидовала. Конечно, у всех свои заботы, но не каждый днями напролет думает про расчленение и убийство.

– Иногда у тебя бывают здравые мысли, – наконец прервал молчание Страйк; Робин понимала, что испортила ему небольшой праздник. Он посмотрел на часы. – Давай, нам нужно выезжать в Корби, чтобы на сегодня закончить.

Двенадцать миль между городами пролетели быстро. По угрюмому лицу Страйка Робин поняла, что он прокручивает в голове их разговор о Брокбэнке. Дорога оказалась непримечательной, окружающие ландшафты плоскими – изгороди да редкие деревья.

– А что там Лэйнг? – произнесла Робин, пытаясь отвлечь Страйка от тягостных, как ей казалось, раздумий. – Напомни-ка…

– Лэйнг, да, – медленно проговорил Страйк.

Она правильно поняла: все его мысли были о Брокбэнке. Теперь он заставил себя сосредоточиться, перестроиться.

– Лэйнг связал свою жену и порезал ножом; по моим сведениям, дважды обвинялся в изнасиловании, но был оправдан за недоказанностью… а еще чуть не отгрыз мне полщеки на боксерском ринге. Короче, злобный, изворотливый выродок, – заговорил Страйк. – Но, как я уже говорил, его теща считает, что он был не в себе, когда вышел из тюрьмы. Говорит, зятек отправился в Гейтсхед. Но там он, по всей вероятности, пробыл недолго, если в две тысячи восьмом сошелся с этой женщиной в Корби, – продолжил он, снова разыскивая на карте место жительства Лоррейн Макнотон. – Возраст совпадает, по срокам все сходится… Проверим. Если не застанем Лоррейн дома, заедем еще раз после пяти.

Следуя указаниям Страйка, Робин проехала через самый центр города Корби, который оказался скопищем бетонных и кирпичных кварталов, где главной достопримечательностью был торговый центр. В городской панораме преобладали офисные здания с железной щетиной антенн. Здесь не было ни центральной площади, ни старинной церкви, не говоря уже о фахверковой школе на сваях. Корби задумывался с прицелом на размещение мигрантов, хлынувших сюда в сороковых и пятидесятых; многие здания имели унылый, сугубо утилитарный вид.

– У половины улиц шотландские названия, – сказала Робин, когда они проезжали по Аргайл-стрит и Монтроуз-стрит.

– Раньше даже говорили «Малая Шотландия», верно? – отозвался Страйк, отмечая указатель «Эдинбург-Хаус».

Он слышал, что в период индустриального подъема Корби занимал первое в стране место по численности шотландцев, осевших к югу от шотландской границы. С балконов свисали флаги с косыми крестами и стоящими на задних лапах львами.

– Понятно, почему Лэйнгу тут было комфортнее, чем в Гейтсхеде. У него тут могли быть связи.

Через пять минут они уже оказались в Старом городе, где живописные каменные постройки еще сохраняли облик деревни, которой Корби был до прихода сталелитейной промышленности. А оттуда было рукой подать до Уэлдон-роуд, где жила Лоррейн Макнотон.

Дома стояли группками по шесть штук, и каждая пара была симметричной, так что входные двери находились рядом, а расположение окон получалось зеркальным. На каменных притолоках над каждой дверью было вырезано название.

– Нам сюда, – сказал Страйк, указывая на «Саммерфилд», соседствовавший с «Нортфилдом».

Палисадник перед «Саммерфилдом» был выложен добротной галькой. Лужайка перед «Нортфилдом» выглядела запущенной, чем напомнила Робин ее лондонскую квартиру.

– Думаю, нам лучше зайти вместе, – заявил Страйк. – Ей, наверно, будет спокойней в твоем присутствии.

Звонок, судя по всему, не работал. Поэтому Страйк энергично постучался в дверь. Взрыв яростного лая указал, что в доме есть как минимум один живой обитатель. Потом они услышали женский голос – сердитый, но не возымевший действия.

– Цыц! Тихо! Хватит! Цыц! Фу!

Дверь открылась, и Робин мельком увидела обветренное лицо женщины лет пятидесяти, но тут из дома с яростным рыком и лаем выскочил жесткошерстный джек-рассел-терьер и вцепился зубами в лодыжку Страйка. К счастью для Страйка, но не для собаки, зубы клацнули о сталь. Пес взвизгнул, и Робин, воспользовавшись его растерянностью, резко нагнулась, схватила этого пустобреха за шиворот и подняла. Оказавшись в воздухе, собака так удивилась, что бессильно обвисла.