– Сэм, прошу тебя, выслушай.

– Нет!

Он выбегает из комнаты.

Я слышу, как хлопает дверь его спальни. Я должна пойти к нему. Нельзя оставлять его одного разбираться с этим кошмаром. Я натягиваю халат, давая ему несколько минут, чтобы успокоиться. Когда я открываю дверь в его комнату, он лежит на кровати, его лицо зарыто в подушки.

– Сэм, – шепчу я.

Он притворяется, что не слышит. Я прохожу в комнату и сажусь на кровать.

– Сэм, мы так тебя любим.

– Тогда почему ты все это говоришь?

Его голос приглушен, потому что он утыкается лицом в подушку. Он переворачивается и сверлит меня своим разгневанным взглядом. Сэм хочет, чтобы мы были его настоящими родителями так же сильно, как и мы.

– Сэм, я знаю, что тебе тяжело.

Я достаю его руку из укрытия – рукава пижамы – и крепко ее сжимаю.

– Вы не хотите меня, да? Я вам больше не нравлюсь.

– Нет, что ты! Это не так!

Как он может думать такое?

– Мы так сильно любим тебя. Мы привезли тебя сюда, потому что хотели, чтобы ты был с нами, и мы никогда не перестанем тебя любить.

Он должен понять, что моя любовь к нему чистая и безусловная, что никто не будет любить его больше, чем я.

На его глазах выступают слезы, они скатываются по щекам, а он высовывает язык, чтобы их поймать. Я представляю их соленый вкус – успокаивающий, как море.

Он смотрит в потолок, его большие карие глаза все еще мокрые.

– Там паучья сеть, – вдруг заявляет он.

Пораженная сменой темы, я слежу за его взглядом.

– Ненавижу пауков! – Он утирает лицо рукавом. – Они залезают тебе в нос и вылезают изо рта, пока ты спишь. Не многие это знают. Я прочитал об этом и так узнал, и было слишком поздно, я уже не могу снова не знать этого. Ненавижу – все эти вещи, которые происходят с тобой, пока ты даже не догадываешься о них.

– Сэм, мне очень жаль. Мы не хотели, чтобы нам пришлось рассказывать тебе об этом вот так. Ты еще такой маленький. Мальчику очень трудно…

Он вскакивает с кровати, его дикий взгляд мечется по комнате и останавливается на форте, который Жан-Люк собрал для него. Я знаю, что он хочет сделать. Я чувствую это так ясно, будто нахожусь у него в голове. Сэм берет в руки форт и поднимает его над собой. Затем он бросает его на пол. Форт распадается на части. Сэм сгибает колено, а потом со всей силы обрушивает свою ступню, разрушая постройку до основания.

Я охаю, вспоминая, как Жан-Люк стоил этот форт из странных кусочков дерева и старых палочек от мороженого, склеивая части в нужных местах. Все потраченное время и вся любовь, вложенная в него, – все исчезло.

Сэм падает на пол рядом со сломанным фортом, прижимает колени к груди, плач сотрясает его тело.

Я ложусь рядом с ним, но не прикасаюсь к нему. Слишком хрупкий момент.

– Сэм, мы так тебя любим. Мы хотели тебя спасти. В наших сердцах мы твои настоящие мама и папа. И всегда будем.

Санта-Круз, 15 июля 1953 года

Полицейские постоянно следят за мной. Они называют это наблюдением, но это больше похоже на домашний арест. И следят за мной не только они. Иногда я вижу, как шевелятся занавески на кухонных окнах Мардж. Молодой офицер сидит у дома в своей бело-голубой машине на виду у всей улицы. Не удивительно, что мне больше никто не звонит. Офицер всего на пару лет младше меня, недавно женился и стал отцом – это объясняет темные круги у него под глазами. Вежливый и скромный, он почтительно держит дистанцию между нами, как будто ему стыдно постоянно меня проверять. Но он просто выполняет свою работу.

Я решаю предложить ему выпить кофе. Я хочу, чтобы он знал – я обычная мать, а не какое-то незнакомое лицо. А еще я могу выведать у него что-то о процессе. Я подхожу к полицейской машине, выпрямив спину и высоко подняв подбородок.

Офицер выходит наружу, когда я приближаюсь, разглаживая свои помятые штаны и поправляя фуражку.

– Доброе утро, мэм.

– Доброе утро…

– Джон, – заканчивает он за меня.

– Доброе утро, Джон. Я хотела спросить, не хотите ли вы зайти и выпить кофе?

– Не уверен, что это будет уместно.

– Понимаю. – Я смотрю на него и замечаю, что его руки слегка трясутся, когда он снова поправляет фуражку. – Что вы думаете я собираюсь сделать? Запереть вас в своем доме и сбежать?

Джон смеется. Его смешок выходит высоким и нервным, и он пытается замаскировать его кашлем. Он сжимает руку в кулак и подносит к его губам, чтобы скрыть кашель. Пытается казаться мужественным.

– А еще у меня есть немного домашнего печенья, – говорю я, направляясь в сторону дома.

Как я и предполагала, Джон не хочет показаться грубым, поэтому идет за мной. Когда он входит в дом, он снимает фуражку и нервно водит по ней рукой, покручивая ее между пальцев, снова и снова.

– Проходите на кухню.

Он наблюдает, как я насыпаю кофейные зерна в кофемолку и поворачиваю ручку.

– Ух ты, – улыбается он. – Настоящий кофе.

– Да, мы любим хороший кофе.

На минуту повисает молчание, затем Джон снова откашливается.

– Не переживайте, что вам приходится вот так следить за мной. – Я хочу его успокоить. – Вы просто делаете свою работу.

– Да, это не самая интересная ее часть. Я предпочитаю работать на выезде.

Офицер хлопает себя рукой по животу, словно уже набрал несколько килограммов за те три дня, что сидит в машине.

– Есть ли какие-то новости о процессе? – Я стараюсь говорить непринужденно.

– Нет, но не беспокойтесь. Он быстро закончится, потому что речь идет о маленьком человеке.

– Маленьком? – Я хмурю лоб. Сэм самая большая фигура в этом процессе.

– Да, поскольку дело касается благополучия ребенка, его будут разбирать в первую очередь.

– Но как только они поймут, что Жан-Люк не похищал, а спас Сэма, они прекратят процесс, так ведь? Они ведь не могут в самом деле осудить его за похищение, верно?

– Миссис Бошам, я не могу ничего вам рассказывать. Да я ничего и не знаю.

Я поставила его в неудобное положение. Он потягивает кофе, хотя оно еще слишком горячее. Готова поспорить, он мечтает быстрее вернуться в машину.

– Простите меня, конечно, вы не знаете.

Я делаю глубокий вдох.

– Как ваш малыш? – спрашиваю я.

– Замечательно. Чудесный малый. Только, кажется, ему не очень нравится спать.

– О боже. У нас с Сэмом никогда не было таких проблем. Он всегда хорошо спал.