Сегодня Кирилл все повторял про себя, точно заклинания, туземные слова: «бана» — вода, «какан» — сетчатый мешок из древесного волокна, «марракан» — каноэ… Эти слова были тайной, тонкой ниточкой, связывающей его с тем временем, когда жизнь казалась прекрасной…

Шум голосов в доме стих. Скоро он вернется в дом и вымоет руки. Его пальцы опять покраснели и потрескались — как считала Глэдис, от слишком частого мытья. Но Глэдис необразованна и ничего не понимает. Руки надо мыть из-за микробов. Кирилл всегда работал в саду в перчатках, но нельзя же все время носить перчатки. Микробы кишат повсюду, но разглядеть их можно только в микроскоп. Поэтому Кирилл всегда носил с собой два носовых платка, один — для того чтобы браться за дверные ручки. Можно держать его в руке, и тогда никто ничего не заметит. В школе (он ходил в государственную англиканскую школу) это не всегда удавалось — мальчишки иногда замечали, но обычно проблем не возникало.

Тетя Анна сказала, что его мать умерла от микробов. Он не знал, что она умерла, но когда погиб дядя Джереми, она сказала ему о матери. Они стояли на веранде дома в Порт-Дугласе и смотрели, как обитые жестью чемоданы и коробки из-под чая грузят на фургон, который должен был отвезти их к пароходу. «Пора тебе узнать правду, — медленно проговорила тетя. — Ты уже большой. Кирилл, твоя мать умерла, когда ты был совсем маленьким, вскоре после того как отдала тебя мне. Теперь из всей семьи остались только мы с тобой. Ты да я. Всегда помни об этом».

Тогда, на веранде, Кириллу было невыносимо грустно оттого, что дядя Джереми погиб и он расставался со своими друзьями в Порт-Дугласе, но весть о смерти матери не очень его тронула — все равно ведь она его не любила. А теперь, повзрослев, он и тем более не горевал по ней, зная, что она не только отказалась от него, но была еще и большевичкой. Русские так вероломны — во время войны они предали союзников. На прошлой неделе в газете писали о том, что в Шанхае арестовали двоих русских, которые пытались поднять народ на восстание; они обсуждали этот случай на уроке. Когда полиция обыскала их гостиничный номер, в чемодане с двойным дном было найдено шестьдесят тысяч рублей. Как заметил учитель истории мистер Ноулз, не исключено, что и в Австралии скрываются большевики с такими же огромными суммами — Россия готова заплатить любые деньги, чтобы захватить весь мир. Все в классе единодушно решили, что всякого, кто состоит на службе у русских, следует повесить за измену. Несколько мгновений Кирилл, напрягшись, ждал, что все сейчас повернутся и станут тыкать в него пальцами, ведь он наполовину русский. Но он отругал себя в душе за глупость — они ведь не знают, что его мать была русской. Они не знают даже, что Кирилл — русское имя. Он ненавидел свое имя — его всегда дразнили из-за него. А в сочетании с фамилией Трулав имя казалось еще хуже.

Нет, он совсем не горевал по матери. Зато горевал об отце, капитане Ричарде Трулаве, который был офицером и пал смертью храбрых на войне. Отец занимался импортом металлов, и в конце года, когда Кириллу исполнится шестнадцать, он уйдет из школы и тоже приобщится к деловому миру — займет скромную должность в Банке Содружества на Куин-стрит.

Внезапный приступ боли пронзил Кириллу грудь, и он откинулся на спинку деревянной скамейки. Когда тетя Анна впервые сказала ему о работе в банке, Кирилл почувствовал страшную тесноту в груди. В банке трудно будет уберечься от микробов, ведь все эти деньги таскаются в карманах, переходят из рук в руки… Но его беспокоило не только это — втайне он надеялся остаться в школе до конца, а там, может быть, и продолжить образование…

Дядя Джереми изучал ботанику в Кембридже, а в Порт-Дугласе писал доклады и книги. Все его сочинения стояли на полке в гостиной, но тетя Анна не любила, чтобы их трогали. Впрочем, это была не беда: почитать их он мог и в большой публичной библиотеке в городе, и часто так и делал. Его всегда поражало, что хотя дядя Джереми и умер, его слова продолжают жить и каждый может открыть его книги и узнать, что он говорит: «Флора северного Квинсленда — одна из интереснейших в мире, и нам, здесь живущим, следует считать себя избранными, ведь прямо за дверью дома нас ожидают удивительные вещи…»

Закрыв глаза, Кирилл все еще слышал дядин голос: «Разве это не чудо, Кирилл, что прямо на пороге нашего дома сталкиваешься с чем-то подобным? Тебе несказанно повезло, мой мальчик!» Цветок, на который они смотрели, в народе назывался «недотрогой», и это было поистине необыкновенное растение: стоило до него дотронуться, и листья тут же приходили в движение и опасливо сворачивались. Кирилл даже подскочил от неожиданности, когда дядя в первый раз показал ему это.

Дядя Джереми был хорошим учителем. Он научил Кирилла читать, рисуя веселые разноцветные буквы на картонных карточках, так что уроки больше походили на игры, и Кирилл выучился читать в два счета.

Оттого что грамоте его научил Джереми, дядины книги значили для Кирилла еще больше. Кирилл видел эти книги не только в публичной библиотеке — как-то раз он собрался с духом и отправился в университетскую библиотеку на Джордж-стрит. Благодаря своему высокому росту Кирилл вполне походил на одного из студентов, и никто его не остановил. Книги дяди Джереми оказались на стеллаже в ботаническом отделе, и, пока он разглядывал их, сзади к нему подошел седой старичок в преподавательской мантии.

— Этот человек — первопроходец в науке! — заговорил старичок. — Приятно видеть, что вы заинтересовались его трудами. Первый курс, не так ли?

У Кирилла сжалось сердце: он не имеет права находиться здесь, они могут позвонить в школу или даже домой. Он с трудом заставил себя дышать ровно.

— Я не студент, и я знаю, что мне нельзя тут находиться. Но эти книги, сэр, их написал мой дядя…

— Боже… — Преподаватель пригляделся к нему. — Это правда? Вы племянник преподобного мистера Грегори?

— Да, сэр. — Преподаватель уже широко улыбался, и Кирилл позволил себе добавить: — Я жил с ним в Порт-Дугласе.

— Неужели? А как вас зовут?

— Кирилл Трулав.

Старичок протянул руку:

— Что ж, мистер Трулав, для меня большая честь познакомиться с вами. Можете приходить сюда когда угодно. Скажите библиотекарю, что профессор Хейворт разрешил. — Он покачнулся на каблуках. — Могу ли я надеяться, что в ближайшем будущем увижу вас здесь в качестве студента, мистер Трулав? Как вы смотрите на то, чтобы стать ботаником?

Кирилл никогда еще не задумывался об этом. Он почувствовал, как ему в лицо бросилась кровь.

— Я не знаю, сэр…

— Подумайте об этом, мой мальчик. Если что, приходите ко мне на факультет, и мы поговорим. Перечень аудиторий висит у главного входа.

Кирилл много раздумывал над словами профессора Хейворта. Тете Анне он, естественно, ничего не говорил, но когда она объявила, что он будет работать в банке, промолчать было нельзя.

— Я подумал, что мог бы остаться в школе, тетя Анна. У меня такие хорошие оценки, все учителя меня хвалят. А потом…

— Да, Кирилл, что потом?