Дальше ход шел вверх, снова стало посуше, но теперь под ногами отвратительно хрустели тараканы, и Денис благодарил Бога за то, что ничего не видит. Кстати, Бога, наверно, все-таки надо бы и за кое-что другое поблагодарить, вздохнул он. Янке рассказать — не поверит. Хотя нет, наоборот поверит. «Вот видишь!» — скажет многозначительно. И пожалуй, будет права.

— Ну вот и пришли.

Марина остановилась. Впереди забрезжило светлое пятно.

— Внизу набережная. Вылезай осторожно. Сразу хватайся за ветки и лезь наверх. Если свалишься, костей не соберешь.

Изрядно поцарапавшись и порвав рукав ветровки, Денис выбрался на ровное место.

— Живой? — поинтересовалась Марина.

— Частично. — Он покачал отчаянно гудевшей головой. — Малость штормит, как с бодуна. Как бы мне теперь до гостиницы добраться?

— Для начала не мешало бы вымыться и вообще привести себя в порядок. К тому же где гарантия, что тебя снова не поймают? Нет уж, пойдем сейчас ко мне, переночуешь, а утром пойдешь в гостиницу. Утро вечера мудренее.

* * *

Андрей уже второй час сидел за компьютером. Одинокий и многозначительный заголовок «Завтра может быть поздно» сменялся на экране монитора морским пейзажем, потом вместо него появлялся чудовищно зубастый мачо в костюме летчика и предлагал зарегистрировать пиратский скринсейвер, обещая после оплаты новые слайды невероятной красоты и гарантию своего непоявления впредь. Статья об экологической опасности, грозящей памятникам архитектуры, должна была быть готова к завтрашнему дню, но дальше заголовка дело так и не продвинулось.

Он пытался свести все, что знал о Марине и Инне, как говорится, в один файл, но монтировалось плохо. Некий Вадим Умывако решил прибрать к рукам банк. То ли просто от жадности, то ли из личной неприязни к Полесовым, а может, решил совместить приятное с полезным. Кречетов сказал, что там было что-то личное. Девицу не поделили? Может, Полесов когда-то увел у него подружку, а тот затаил обиду? А Инна? Были они с Умывакой знакомы раньше или нет? На людях, говорят, она на него фыркнула — но, может, только для вида? Потому что буквально через пару-тройку недель он вместе с Инной шел к ней домой. Именно в тот момент, когда Полесов находился в командировке.

А что, если они вдвоем всю эту кашу с банком заварили?

Все равно непонятно. Зачем тогда Инне понадобилось за Полесова замуж выходить, беременность изображать?

А Марина? Тут, похоже, все линии сходятся.

Допустим, она застукала сестру с Умывакой и начала ее шантажировать. Или же как-то пронюхала об их банковских шалостях? Достаточно веский повод, чтобы ее убрать.

И все-таки, все-таки… Мелкие проблемы в банке начались… Ну да, примерно в то время, когда Полесов познакомился с Инной.

А что, если они не случайно познакомились? Что, если так было задумано? Выгорит с банкротством или не выгорит — это еще бабушка надвое сказала. Не выйдет, так Инка обдерет Полесова, как липку. Беспроигрышная лотерея.

Чай давно остыл, стал противным и почему-то пах хозяйственным мылом. Андрей поморщился и отодвинул чашку. Чем он, собственно говоря, занимается? Работать надо, денежки зарабатывать, репутацию, а не изображать Эркюля Пуаро. Случайно, не случайно… Сколько уже раз он зарекался лезть в это дело — и вот, пожалуйста, снова.

Андрюша, тебя это касается? Нет? Вот и сиди на попе ровно.

Да-да, сиди, высиживай геморрой.

Чего?!

Он вскочил и яростно забегал по комнате взад-вперед, от окна к двери и обратно. Заглянула мама, пожала плечами, ушла обратно на кухню.

Андрей никак не мог понять, с чего он так бесится, и от этого злился еще больше. Просто наваждение какое-то! Стоит ему только принять ответственное решение — забить на всю эту историю… сваи, — тут же объявляется Володя Кречетов, и начинается новый виток.

В конце-то концов, он им что, нанялся? Он что, внештатный сотрудник милиции? Купился, идиот, на предложение статью написать. Ну да, злой был на Марину, на Инну, на себя, на весь белый свет.

Вот ведь влип, как муха в паутину. И никак не получается от всего этого отделаться. Легко сказать: махни, мол, рукой и жди, куда кривая вывезет. Формально он ничего не выигрывает и не теряет, чем бы все это ни кончилось. Так, любопытствующая сторона. Даже если и напишет в конце концов статью. А ведь не отпускает, никак не отпускает, хоть тресни!

* * *

Похоже, мы проспали все на свете. Даже колокол церковный меня не разбудил. Солнце стояло высоко, пылинки танцевали в его лучах, рисующих ромбы на полу. Часов у меня не было, а хозяйкины давно стояли — села батарейка. Но, судя по всему, было не меньше девяти.

Денис спал на «моей» кровати, как-то очень трогательно, по-детски положив руку под щеку. Надо было его разбудить, но почему-то стало жаль. Я сидела в скрипучем кресле, где провела, свернувшись калачиком, всю ночь, и смотрела на него.

Странное это было ощущение. Вчера я спасла ему жизнь. Точно так же, как Андрей — мне. И теперь, только теперь, я, пожалуй, понимала, почему Андрей звонил в больницу, приходил ко мне, пытался помочь. Наверно, когда спасаешь человеку жизнь, между ним и тобой возникает какая-то таинственная связь, которую не можешь и не хочешь оборвать. И дело тут не в благодарности. Мне, к примеру, совершенно не нужна благодарность Дениса, и я даже не знаю, испытывает ли он ее по отношению ко мне. Может быть, да, а может, и нет, не знаю. Может, он, наоборот, из тех, кто терпеть не может оставаться кому-то должным.

Я подумала, что теперь просто не могу забыть его, вычеркнуть из своей жизни. За одну эту ночь он стал мне… небезразличен. Не как мужчина, нет. Я даже не знала, как обозначить для себя это чувство. Дружеское, материнское? Отчасти да, но только отчасти.

Что-то такое я читала об обычаях какого-то дикого племени. Если человек спасал жизнь другому, он становился должником спасенного. Да-да, именно так, а не наоборот. Он взял на себя смелость вмешаться в чужую судьбу, изменить ее ход и поэтому оставался в долгу до тех пор, пока этот же человек или кто-то другой не спасал жизнь ему. По этой странной логике Андрей перестал быть моим должником и мог дальше жить спокойно. Зато теперь я в долгу у Дениса?

Вот ведь глупость!

Или не глупость?

А по какой такой логике я тогда влюбилась в Андрея? Ах-ах, принц-герой? Или это просто гипертрофированное чувство благодарности? Ничего, думаю, Денису это не грозит, он-то в меня точно не влюбится. И слава богу.

От одной мысли об Андрее стало одновременно хорошо, больно и тоскливо — как всегда. Я старательно запрещала себе о нем думать, но это было равносильно попыткам не думать о белой обезьяне. И иногда все-таки прорывалось: вот если бы… Если бы вдруг на меня незнамо откуда свалилась куча денег и я смогла бы сделать пластическую операцию… После таких мечтаний становилось совсем кисло. Лучше уж не мечтать совсем. Или мечтать о том, что стопроцентно нереально. Полететь в космос, например. Только зачем мне, спрашивается, лететь в космос? И зачем мечтать о том, что сто лет не нужно?