— Тут паук размером с котенка, — радостно сообщил он. — И такой же пушистый. Хочешь посмотреть?

Карна передернула плечами и быстро пошла прочь по тропинке.

В зарослях шиповника показался белый мраморный лик, слепо глядящий в небо и напомнивший Грету. Карна обошла статую и наткнулась на другую дорожку, в конце которой виднелись колонны. Вдруг рядом с ней что-то хрустнуло, зашумело, и Карна, вскрикнув, отшатнулась. Нога ее неловко подвернулась, и Карна упала в красные листья, торопливо выставила перед собой пистолет. Мелькнул пятнистый бок, короткие рожки, и олень умчался куда-то в глубь леса.

Карна, тяжело дыша, прижала руку к груди, опомнившись, отодвинула пистолет подальше. Хорошо, что она забыла про предохранитель. Олень точно ни в чем не виноват.

Поднявшись, она отряхнула листья, приставшие к юбке, наступила на ногу — не болит. Сердито глянула на гладкий камень, на котором она поскользнулась, а потом посмотрела на него пристальнее. Раньше она бы прошла мимо. Но когда рядом с изголовьем кровати стоит череп, то волей-неволей запоминаешь, как выглядят его изгибы и впадинки. Присев, Карна сдвинула в сторону плотный слой красных листьев и посмотрела в пустые глазницы. Череп был крупнее, чем Гектор, и зубы у него были куда хуже.

Быстро выпрямившись, Карна пошла к дому, пугливо озираясь по сторонам. Зацепившись об очередную колючую ветку, рванула юбку, не заботясь о том, что ткань безнадежно испортится.

— Рихард! — выкрикнула она, но дом ответил ей тишиной.

Осторожно поднявшись по изломанным ступенькам, Карна обогнула осиное гнездо и вошла в темный холл. Поправив вуаль, постояла немного, осматривая былое великолепие: на второй этаж вела мраморная лестница, распадающаяся на два пролета, у стен валялись черепки, на которых вился синий орнамент, паркет встал дыбом, выпуская тонкие стволы деревьев. К стене справа был прислонен треугольный осколок зеркала, в котором Карна увидела свое отражение, будто бы светящееся во мраке. Она покусала губы, чтобы придать им яркости, поправила выбившуюся прядь.

— Рихард! — выкрикнула Карна снова и открыла сумочку, чтобы спрятать туда пистолет.

Свет, рванувшийся из нутра, затопил весь холл, и огромный мотылек, сорвавшись с остатков гардины, подлетел к сумочке и закружился над Гектором, который сиял как упавшая звезда.

Пол под ногами вдруг содрогнулся, по и без того изломанному паркету побежали трещины, и Карна услышала голос ловца:

— Беги!

Он слишком поздно понял, что это ловушка. Уже задним умом осознал, что на засове, закрывающем дверь в подвал, не было пыли. Металлическая дверь, утопленная в полу, выглядела старой, но царапины по ней распределялись подозрительно равномерно. С дверями так не происходит: остаются вмятины у ручки, следы от постоянного прикосновения потных ладоней, середина же обычно выглядит куда новее, и у петель тоже.

Но в тот момент он думал о Карне, ее сладких губах и нежной коже, об упругой груди и тонкой талии, и о том, как она тихо стонет, и как твердеют ее соски, когда он ласкает ее. А еще о том, что она надела кружевное белье и блузку, о которой он сказал, что она полупрозрачная. И, выходит, сделала это специально. О том, что он увидел в ее глазах, он старался не думать, потому что кровь сразу вскипала и хотелось повалить Карну прямо на красные листья. Она хотела его, и больше этого не скрывала. Желание горело в ее глазах ярко и отчетливо, хотя она, конечно, стеснялась и по-прежнему колебалась.

Он сотрет все страхи из ее глаз, дождется момента, когда она расплавится в его объятиях, забыв о всех сомнениях. Он будет смотреть ей в глаза, погружаясь и в ее тело, и в ощущения, и это будет восхитительно.

Представляя, какой прекрасной будет эта ночь, Рихард сдвинул засов — слишком чистый, потянул на себя дверь — открывшуюся легко и без скрипа, и шагнул на ступеньки, ведущие вниз. Спасли его инстинкты. Он вынул кинжал еще до того, как понял, зачем это сделал. Может, из-за холода, обжегшего его руки, когда он двигал засов, или сработала интуиция ловца. Он умер еще до рождения, кому же еще чуять смерть?

Запах тухлого мяса шибанул в ноздри, смешиваясь с навьей вонью, и он рефлекторно сжал рукоятку кинжала крепче, направив его во мрак. Первая навка напоролась на острие сама. Щелкнула зубами, мелкими и тонкими, как иголки, у лица и обдала тьмой из глаз.

— Ловец, — услышал он уже знакомый голос. — Ты пришел.

А потом что-то холодное обвилось вокруг его ноги и рвануло в подвал, так что он рухнул и проехал спиной по ступенькам.

Остались лишь рефлексы и приемы, отработанные годами тренировок. Не останавливаться ни на мгновение. Все время перемещаться. Быстро. Еще быстрее. Оружием может стать собственное тело. Ребро ладони, колени, голова.

А против него лапы, щупальца, клыки... Глаза, из которых сочится тьма.

Он бил, не щадя ни себя, ни навь, и твари на мгновение отступили, даря передышку.

Рихард боднул лбом навку, бросившуюся на него из тьмы, и, кажется, выбил той несколько клыков, но и у него самого поплыло перед глазами. Отсек кинжалом щупальце, от которого ногу жгло как огнем, и кинулся к белеющему остову скелета животного.

Схватив бедренную кость, принадлежащую раньше корове, отмахнулся от навки, кинувшейся на него из тьмы. Она отлетела, шмякнулась о стену и сползла вниз, но тут же вскочила на четыре лапы. Раньше она была котом. Скверно. Навка редко вселяется в кошек. В академии их учили, что у кошачьих слишком сильный дух, который сопротивляется тьме. Но если уж подселение происходит, то получаются самые ловкие твари.

Существо, бывшее когда-то котом, зашипело на ловца, показав загнутые клыки, присело на передние лапы, когти на которых не втягивались в подушечки, и забило хвостом, с которого клочьями облезла шерсть. Ногу снова обвило что-то мерзкое, и ловец, присев, отсек очередное щупальце и метнулся в сторону, уходя от летящей на него навки с растопыренными когтями.

Кот ловко оттолкнулся от стены и прыгнул на Рихарда сзади, вцепившись в пальто когтями, пронзая его насквозь.

— На этот раз ты проиграл, ловец, — услышал он голос в своей голове, а потом шершавый словно наждак язык прошелся по его шее и затылку, и кот поерзал, вжимаясь в него сильнее.

— Ах ты поганая тварь, — выругался ловец и ударился спиной о стену так, что с потолка посыпался песок. Покатился по полу, пытаясь сбросить с себя навку, которая раздирала пальто и одежду когтями, полосуя заодно и кожу, и ерзала по спине. Рихард ударил кинжалом назад, и острие погрузилось в плоть. Из тьмы, разевая пасть, рванулась еще одна тварь, и он быстро повернулся спиной, подставляя под удар прицепившегося дрюча.

— Рихард! — послышалось сверху, а мелкая навка, которую он толком не успел рассмотреть, юркнула в светлый прямоугольник дверного проема.

— Беги! — закричал он что было сил и, снова приложившись спиной о стену, содрал с себя кота. На то, чтобы всматриваться в его глаза, не было времени, так что он просто шмякнул его о стену и молниеносно вонзил кинжал в грудину. Это его не убьет, но какую-то передышку даст — позволит удрать от навки, которая выстрелила щупальцем ему по левому боку, обжигая присосками, и догнать ту тварь, что кинулась к Карне.