А затем случилось это.

Пары танцоров позади разошлись, чтобы вновь сойтись, и неуклюжий партнер Дарлин наступил ей на ногу каблуком. Я наполовину вскочил со своего места, когда лицо девушки исказилось от внезапной боли. Никто больше, казалось, не заметил – ведущая танцовщица исполнила какой-то гимнастический подвиг, перетягивая внимание на себя.

Дарлин снова надела свою сценическую улыбку, и я медленно опустился в кресло, с трепетом наблюдая, как она заканчивала танец. Она незаметно для всех старалась опираться на левую ногу, и единственным реальным признаком ее боли были капельки пота, блестевшие на груди.

Как только танец закончился, и танцоры поклонились, партнер Дарлин украдкой бросил на нее извиняющийся взгляд. Она продолжала гордо смотреть вперед, на луч света, озаряющий ее для публики, но я заметил слезы в ее глазах и стиснутую челюсть. Она держала правую ногу позади левой, когда кланялась под аплодисменты, но стоило черному занавесу начать опускаться, захромала.

В зале зажегся свет, и пока зрители продвигались к выходу, я бросился с цветами по небольшому проходу к сцене. Некоторое время мне пришлось ощупывать тяжелую ткань занавеса, чтобы найти прорезь и зайти внутрь.

За кулисами было темно, но тонкий отблеск света привел меня в маленький закуток, где перенервничавшие танцоры смеялись и получали поздравления от своего руководителя.

– Где Дарлин? – потребовал я.

На мгновение воцарилась тишина, и присутствующие обменялись взглядами. Ее засранец-партнер имел благородство выглядеть огорченным, но ничего не сказал.

– Наверное, в гримерке, – ответила ведущая танцовщица стервозным тоном. – Она типа… сама по себе.

Я вспомнил, как Дарлин рассказывала, что труппа не только не приняла ее с распростертыми объятиями, но и заставила чувствовать себя изгоем.

«Несмотря на то, что она лучше них. Она лучшая во всем».

Я фыркнул от отвращения и повернул обратно. Нашел крохотную раздевалку. Никого. Короткий коридор привел меня за сцену, где я услышал приглушенные всхлипывания и пошел на звук, осторожно пробираясь в полумраке.

Дарлин сидела на полу, прислонившись спиной к одной из передвижных декораций для шоу. Ее правая нога покоилась на мотке веревок, и даже в темноте я разглядел припухлость и синяки вокруг двух ее пальцев.

– Дарлин.

Она подняла залитое слезами лицо, рассматривая меня, костюм и цветы в моей руке. И лишь один короткий взгляд заставил меня почувствовать, – любые слова в мире не смогли бы этого передать, – насколько она ценит это. Больше, чем я того заслуживаю. Потому что ее эмоции говорили сами за себя, они жили в ее движениях, глазах, прекрасном искреннем лице, которое ничего не могло утаить.

Она улыбнулась сквозь слезы и прошептала дрожащим голосом:

– Ты пришел.

Я опустился на колени рядом с ней и осмотрел ступню, чтобы скрыть внезапный прилив эмоций, захлестнувший меня с головой. Они переполняли меня, и я не имел ни малейшего представления, что с ними делать.

«Я раньше никогда не испытывал ничего подобного к женщинам…»

Ей было больно. Этот неуклюжий сукин сын нанес ей травму. Я перенаправил все эмоции в гнев, с которым хотя бы знал как справляться.

Положив цветы на пол, я аккуратно устроил ее ногу у себя на коленях. Два пальца распухли, а синяки фиолетовыми пятнами расползались по всему внешнему краю стопы и двинулись выше.

– Это не моя специализация, но, похоже, нога сломана.

– Я тоже так думаю. Больно. Очень. – Она всхлипнула и покачала головой. – Это слишком для моего триумфального возвращения в танцы.

– Это временно, – яростно ответил я. – Вылечишь ногу и вернешься на сцену снова. Ты должна. Ты была лучшей частью этого шоу.

Дарлин улыбнулась или попыталась подарить мне улыбку. Но разбилась под натиском слез.

– Я так стараюсь… но все просто ускользает из моих рук. Мой лучший друг… теперь это… – Она наклонила голову, чтобы посмотреть на меня, ее голубые глаза блестели, а по щекам растекся макияж. – Я ничего не могу удержать…

Я тяжело сглотнул, слова Генриетты проникли в мои мысли. Взяв Дарлин за руки, я сказал:

– Не в этот раз. Держись за меня.

Она подняла на меня полные неуверенности глаза.

– Сойер…

– А я буду держаться за тебя, хорошо? – прошептал я. – Так же крепко.

Она тихонько всхлипнула и обвила руками мою шею. Я держал ее в своих объятьях долгое, эгоистичное мгновение, пока ее тело не напряглось от боли, выдавив из нее стон. Я положил цветы ей на колени и осторожно поднял ее на руки, придерживая за спину и под коленями.

– Герберы прекрасны, – сказала она, вдохнув в себя аромат. – Такие яркие и жизнерадостные.

Я кивнул. Даже в темноте, мучаясь от боли, Дарлин не утратила способность отдавать, оставалась щедрой и полной жизни. Я прижал ее крепче и понес через весь театр, устроив ее голову под своим подбородком, а руку на груди. Мы вошли в зеленую комнату, где труппа моментально прекратила свое маленькое торжество.

– Ты сломал ей чертову ногу, – огрызнулся я на ее партнера.

– Это была случайность. – Дарлин схватилась за меня крепче.

– Случайность или нет, он должен был быть аккуратнее, – добавил я, по-прежнему пристально глядя на парня, а затем осмотрев всю труппу целиком. – Все вы. Должны были позаботиться о ней.

«Я должен был позаботиться о ней».

– И, кого бы вы ни нашли ей на замену, он не будет стоить и одной десятой ее таланта. – Я посмотрел на Дарлин. – Где твои вещи?

– В шкафчике, – указала она.

– Вот, держи. – Низкая женщина в очках принесла сумку и серый потрепанный свитер Дарлин, который она тут же положила на колени рядом с цветами.

– Ты была великолепна сегодня, – проговорила женщина, переводя взгляд то на меня, то на Дарлин. – Он прав. Надеюсь, ты быстро поправишься. Любому танцевальному коллективу будет за счастье заполучить тебя.

– Спасибо, Паула, – прошептала Дарлин.

Я вынес ее из театра на прохладную ночную улицу, где ветер заставил платье Дарлин скользнуть по ноге. Она задрожала, издав слабый всхлип.

– Боже, как же больно.

– Не против вызвать такси или «Убер»? – спросил я, пытаясь отвлечь ее от мыслей. – Я бы и сам сделал это с радостью, но у меня заняты руки.

Она улыбнулась и достала из своей сумочки телефон.

– Опусти меня, я тяжелая.

– Совсем нет, – ответил я.

«Я не отпущу тебя».

Через несколько минут подъехало такси, и я ужасно обрадовался, что в салоне оказалось тепло. Мы залезли на заднее сиденье, и я прижал Дарлин к себе, обнимая. И, когда она прильнула ко мне, почувствовал, что она моя, что никогда в жизни еще не испытывал такого счастья. Немного надломанное счастье, учитывая ситуацию с Эбботами. Мне показалось, что я слишком многого прошу, на слишком многое надеюсь, но уже мысленно потянулся к будущему, в котором есть и она, и Оливия. Настоящая жизнь.