готовы признать СССР. В результате оказалось все в точности наоборот – и французы с англичанами «надули», да и Москва, нимало не колеблясь, ввела части Красной армии со стороны Северного Кавказа – Азербайджана и Армении.

Л.П. предпринимал попытки избежать кровопролития. В обход местного руководства он отправил донесение Серго Орджоникидзе, 1-му секретарю Закавказского крайкома партии (руководившего компартиями Азербайджана, Армении и Грузии) и с одобрения Сталина вступил в контакт с представителями парижской эмиграции. Через своих агентов он проинформировал заговорщиков, что их планы известны властям во всех подробностях. Но по совету англичан меньшевики объявили, что слухи о якобы готовящемся в Грузии восстании – провокация.

Впоследствии Л.П. обвиняли в том, что он специально оставил на свободе часть руководящей верхушки заговорщиков, хотя имена их были хорошо известны. А мог арестовать всех, и тогда восстания просто не было бы. Договорились даже до того, что сам Л.П. и организовал восстание, с тем чтобы эффектно разгромить его и выбиться на ведущее место в политическом руководстве Грузии. Ну, и Москва становится ближе… Об отношении к Москве скажем чуть позже, а пока Л.П. предложил организовать встречу с одним из лидеров меньшевиков, чтобы убедить его: в сложившихся обстоятельствах восстание обречено на провал и принесет лишь ненужные жертвы.

В середине апреля 1924 года на встречу отправился Валико Джугели, в независимой Грузии – член Учредительного собрания и командующий Национальной гвардией. Его безопасность гарантировалась. Но вместо того чтобы, как было условлено, приехать в Западную Грузию, он, потеряв всякую осторожность, расхаживал по центру Тбилиси, встречался со старыми друзьями. Конечно, незамедлительно последовал донос и арест. Дело получило огласку, и все усилия Л.П. пропали даром.

Представим, что было бы с Л.П., не получи он «добро» от Москвы на эту операцию. Это могло стоить ему не только карьеры, но и жизни. Арест Джугели произошел 6 августа, а 9-го и 10-го он написал два письма в ЦК партии меньшевиков, в которых признавал, что арест произошел исключительно по его вине, и пытался уговорить коллег отказаться от вооруженного выступления. Конечно, посланиям из тюрьмы никто не поверил.

Л.П. написал официальное письмо Серго Орджоникидзе и председателю ОГПУ при СНК СССР Феликсу Дзержинскому, выразив несогласие с действиями властей. Мой отец, Серго Лаврентьевич Берия, был уверен, что эти письма сохранились в архивах, но находятся на секретном хранении.

Не надеясь что-либо изменить, в конце августа Л.П. взял отпуск и поехал к беременной жене в деревню Абастумани, расположенную недалеко от турецкой границы. А 28 августа вспыхнуло восстание. В течение нескольких дней Л.П. с женой добирался до Тбилиси. Восставшие их не тронули. В то время в демократических кругах такое «рыцарство» – не редкость. Но вот как вспоминал об этом периоде один грузинский коммунист: «Они (восставшие) не осмелились расстрелять ни одного из наших товарищей, тогда как мы уничтожали их сотнями, и в том числе целиком из ЦК».

В начале сентября в Грузию были переброшены дополнительные войска, и восстание было окончательно разгромлено. В этот драматический период – 28 ноября 1924 года – и появился на свет мой отец. После всех тревог и испытаний роды были очень тяжелыми, но все закончилось благополучно, мальчика назвали Серго в честь Орджоникидзе, которого Л.П. почитал как старшего товарища.

До середины 1930-х годов семья занимала квартиру в обычном доме по Верийскому спуску – квартиру большую, но ведь с ними жили бабушка Марта – мать Л.П., и тетя Анетта, а с сентября 1929 года – и Э.Э. Альмендингер, учительница немецкого языка.

О своем первом знакомстве с семьей Л.П. Элла Эммануиловна вспоминает в письме Бубе (так мы все в семье называли Нину Теймуразовну Берия) от 20 января 1975 года: «Прошло 46 лет, что мы познакомились. Было это в сентябре 1929 года… Встретились в передней с Анеттой, которая ввела меня в большую комнату. Пришли вы – красивая молодая женщина. Вдруг из другой комнаты выбежал худенький мальчик с живыми глазами… Зашла пожилая женщина (наверное, гораздо моложе, чем мы с вами сейчас) Марта Ивановна… Носили вы темно-синее шерстяное платье. Вы тогда имели только это платье, а летом – синее с белым маркизетовое платье. Тогда было другое время. Люди были довольны и одним платьем. Сергуня имел только одни чулочки, которые я вечером перед уходом штопала на коленях. Лена Стуруа подарила ему тогда новые. Годы прошли, Серго теперь уже 50 лет, но воспоминаний осталось много…»

А вот как она описывает уроки немецкого языка: «Игрушек у Серго почти не было, но зато был ученический столик. На полу рядом лежал маленький коврик. На нем разделили на разные части мандариновые шкурки – самые маленькие были рыбки (Fischehen), средние – лодки, большие – пароходы. Так начали изучать немецкий язык».

Да, время действительно было другое. Это сейчас огромная армия госчиновников различных рангов наживается на взятках и воровстве, а тогда у жены руководителя ГПУ Грузии было всего два платья, а его сына с пяти лет не заваливали игрушками, а старались научить чему-нибудь полезному.

Когда подошло время, родители выбрали сыну немецкую школу, где все предметы преподавались на немецком языке, но грузинский язык и литературу изучали в полном объеме. Школа была организована немецким землячеством и считалась элитарной. На деле же вся элитарность свелась к тому, что в 1937 году многие ученики остались без родителей.

Параллельно мой отец занимался в семилетнем музыкальном училище по классу фортепиано у профессора Виноградова. Очень много времени уделялось и спорту – он ходил в гимнастическую и теннисную секции. По просьбе Л.П. известный философ Шалва Нуцубидзе прочел папе курс лекций по азам мифологии, истории Грузии, словесности. Одно время Л.П. старался привить сыну любовь к рисованию, хотел, чтобы он стал художником.

Художником папа не стал, но рисовал вполне прилично. У меня до сих пор хранятся его рисунки реактивных самолетов, которые он присылал мне из ссылки. А уже в Киеве, когда мне, ученику 10-го класса, поручили оформить альбомы для ленинской комнаты, папа взял всю художественную часть на себя. Особенно ему удался портрет Ленина – с хитро прищуренным взглядом Ильич как бы говорил: верной дорогой идете, товарищи!

До середины 1930-х годов семья продолжала жить в старой квартире, пока в 1935 году, когда Л.П. уже стал 1-м секретарем Коммунистической партии Грузии, в Тбилиси не приехал Сталин. Л.П. находился в столице, а Буба с сыном и Эллой Эммануиловной отдыхали на море. Как только Л.П узнал о том, что приедет «хозяин», он позвонил Бубе, попросил ее вернуться в Тбилиси. На второй день после приезда Сталин посетил их. Увидев Бубу, спросил: «Нино, почему ты не в Гагре? Как узнала, что я приеду?» Был недоволен, что Л.П. вызвал жену из-за его приезда. Увидев моего папу –