в роли полузащитника в составе городской сборной Тбилиси. А однажды в матче со сборной Москвы ему даже поручили сдерживать натиск молодого нападающего Николая Старостина. Позже в Москве Л.П. опекал футбольную команду Московского пролетарского спортивного общества «Динамо», продолжая традицию, заложенную Феликсом Дзержинским, – это спортивное общество было создано в начале 1920-х годов по его инициативе как Физкультурное общество ГПУ. С тех пор органы внутренних дел опекали все динамовские команды.

Вспольный переулок, на углу которого находился особняк Л.П., выходил прямо на Патриаршие пруды, где зимой проходили соревнования по хоккею на звание чемпиона Москвы. В 1930–1940-е годы многие футболисты для поддержания спортивной формы зимой играли в так называемый «русский хоккей» (с мячом). Рассказывают, что как-то раз Берия заехал посмотреть игру и увидел среди хоккеистов Старостина. В перерыве подозвал его, поздоровался и сказал сопровождавшим его офицерам:

«– Вот, познакомьтесь, это мой старый знакомый. Однажды в Тифлисе он очень ловко убежал от меня. Лет, пожалуй, 15 назад… или больше? А, Николай?

– Да, Лаврентий Павлович, примерно так!

– Видите, как любопытно жизнь складывается. Вы, Николай, до сих пор в отличной форме, а из меня какой теперь спортсмен? Зато у меня появилось одно преимущество: если сейчас вам и удастся снова убежать от меня, то ненадолго».

Для отдыха за городом Л.П. выбрал небольшую деревянную дачу в три комнаты в селе Архангельском, очень уютную, расположенную в старом сосновом лесу. Место чудесное, можно было зимой устраивать дальние лыжные прогулки. Но в начале лета 1939 года неожиданно приехал Сталин, все осмотрел и опять остался недоволен. По его распоряжению Л.П. предоставили бывшую дачу кандидата в члены Политбюро ЦК Павла Постышева, расстрелянного в феврале 1939 года. Сталин мотивировал это тем, что так Л.П. будет ближе и к городу, и к его загородной резиденции. Дом в Сосновке довольно большой – пять комнат с библиотекой и бильярдной, – но отнюдь не роскошный.

На территории Л.П. и папа с помощью охраны оборудовали волейбольную площадку и по воскресеньям устраивали соревнования с охраной. Построили тир, зимой бегали на лыжах, летом катались на велосипедах. По приглашению маршала Семена Будённого ездили заниматься конным спортом. По возможности, как и в Тбилиси, все старались поддерживать хорошую физическую форму.

По решению родителей папа поступил в обычную школу, находившуюся напротив японского посольства. На переменах ребята сильно шумели, гоняли мяч на школьном дворе и частенько били стекла в посольском здании. В конце концов школу перевели в другое место, а папа оказался в элитной школе, где учились дети Сталина – Василий и Светлана – и некоторых других руководителей страны. Со Светланой он дружил, они были знакомы с раннего детства. Она часто бывала у них дома, и Буба очень ее полюбила – девочка ведь росла одна, без матери, а у отца практически не было для нее времени. Через много лет, когда Светлана сбежала из СССР и опубликовала свои воспоминания, в которых вылила на Л.П. много грязи, Буба все равно защищала ее, считала, что в трудное время рядом с ней не оказалось человека умного, достойного, способного помочь ей и подсказать, как поступить. Буба считала, что Светлану просто использовали.

В школе папа отличником не был, но учился хорошо, увлекся радиотехникой и к окончанию школы уже имел зарегистрированную радиостанцию. В этой же школе училась и моя будущая мама – в одном классе со Светланой, они дружили и почти все школьные годы просидели за одной партой. А знакомство моих родителей произошло на даче у Сталина в Мухалатке. Светлана летом – если приезжала на дачу одна, без отца, – приглашала мою маму. А мой папа отдыхал в это время недалеко на другой правительственной даче и приезжал к Светлане в гости. Мама рассказывала, что при первой встрече Светлана даже не захотела их знакомить. Мама обиделась, но потом догадалась, что Светлана просто боится соперничества – как-то так получалось, что все, кто ей нравился в школе, все, кого она выделяла в классе, вскоре начинали ухаживать за моей мамой…

В старших классах папа выгодно отличался от большинства мальчишек – прекрасно воспитан, свободно говорил по-немецки, играл на фортепьяно, спортивный и очень симпатичный. Девочки так и вились вокруг него, считали, что он похож на американского киноактера Роберта Тейлора. Но раз он нравился подруге, то, конечно, никакого «интереса» к нему у моей мамы быть не могло. Даже в 10-м классе, когда за Светланой уже ухаживал кинодраматург Алексей Каплер, и во время эвакуации в Куйбышеве Светлана не забывала Серго Берию.

Взаимный интерес у моих родителей возник значительно позже, когда летом 1946 года отец на некоторое время приезжал в Москву из Ленинграда.

После окончания школы по совету Л.П. папа некоторое время проработал в Центральной лаборатории НКВД, где получил практические навыки работы со спецтехникой, а параллельно готовился к поступлению на физико-математический факультет Московского университета. В первые же дни войны в неполные семнадцать лет папа с друзьями отправились в райком комсомола записываться добровольцами. Заполняя анкету, отец указал, что знает радиодело, работает в Центральной лаборатории НКВД и в совершенстве владеет немецким языком. С такими данными его зачислили в школу разведки, но, конечно, сразу же сообщили об этом Л.П. Дома родители одобрили решение отца: «Война – такое дело, что стыдно прятаться за юбку».

В разведшколе папа в сжатые сроки освоил шифровальное дело, радиосвязь, работу с картами, научился пользоваться оружием и освоил прыжки с парашютом. В звании техника-лейтенанта был направлен в составе спецгруппы в Иран, где находился с декабря 1941-го по март 1942 года. Задача группы – раскрыть немецкие шпионские организации, определить возможные места дислокации диверсионных групп, представляющих опасность для бакинских нефтепромыслов. Отец шифровал и передавал сообщения в Баку, в одно из подразделений Генштаба. В ту пору он не мог знать все подробности, но позже понял, что уже тогда наши спецслужбы изучали места, где в случае необходимости можно провести встречу руководителей стран-союзниц. Вернувшись в Москву, продолжал работать в лаборатории НКВД, изучал новое радиооборудование, и разработанное у нас, и полученное по линии технической разведки из США и Великобритании.

Учеба в академии

В ноябре 1942 года в войска поступил приказ наркома обороны СССР Сталина: командировать молодых, одаренных офицеров на учебу в военные академии: «Когда мы выиграем войну, нам понадобятся грамотные, молодые кадры».

В духе времени принято считать это «типичной инициативой» злодея Сталина – мол, в разгар войны он уже готовился к грядущим чисткам. На самом деле Верховный, несмотря на тяжелейшую ситуацию, нисколько не сомневался в победе и заботился не только о преемственности кадров, но и о том, чтобы они соответствовали самым современным требованиям. Сталин справедливо считал, что назначать на высокие должности нужно не