Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал-майор Сергей Штеменко, служивший в то время в Оперативном управлении Генерального штаба РККА, и заместитель Л.П. в НКВД СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга Иван Серов настоятельно советовали отцу получить образование на разведывательном факультете Военной академии имени М.В. Фрунзе и в дальнейшем продолжить службу в системе Главного разведывательного управления. Совет выглядел вполне логичным – отец уже прошел курс обучения в разведшколе, успел поработать в лаборатории НКВД. Но Л.П. считал, что сыну лучше заниматься наукой и техникой, достаточно в семье и одного разведчика. Отец всегда внимательно относился к его советам, да и сам собирался поступать в МГУ. Но время было военное, и решили, что отец поступит в Военную электротехническую академию имени С.М. Будённого. Начинал он учебу на факультете связи, затем перевелся на новый факультет радиолокации.
Академия, до войны находившаяся в Ленинграде, была теперь эвакуирована в Томск. Там для отца и Нины Теймуразовны (она прожила там некоторое время) выделили четырехкомнатную квартиру в доме для преподавательского состава Томского индустриального института имени С.М. Кирова. В торце здания находился отдельный подъезд, вокруг подъезда возвели глухой деревянный забор с охраняемым входом. Охрана помещалась в полуподвальном помещении дома и сопровождала отца буквально повсюду. «Особые» условия проживания отца раздражали, но изменить он ничего не мог, таковы были неукоснительные правила по охране членов семей первых государственных лиц, особенно в военное время.
Зимой в Томске отец тяжело заболел воспалением легких. Бабушка в это время находилась в Москве, но, увидев во сне, что сыну грозит опасность, мгновенно собралась и на военно-транспортном самолете прилетела в Томск. Папу уже пробовали лечить, но безрезультатно. В практически безнадежном состоянии его спас врач-терапевт Дмитрий Яблоков: отца привезли к нему ночью на санях. В одной из комнат своей квартиры Дмитрий Дмитриевич устроил импровизированный лазарет, сутками не отходил от больного и выходил его. Благодарная Нина Теймуразовна просила его не стесняться: если возникнут какие-либо проблемы, немедленно позвонить или написать, а если будет в Москве, пригласила непременно заходить в гости. Позже доктор Яблоков приезжал в Москву и был очень тепло принят в доме Л.П.
В Томске отец пробыл около года, в июле 1944 года академия вернулась в Ленинград, и он продолжил учебу уже в городе на Неве.
Кавказ
Отец говорил, что события, связанные с обороной Кавказа, отложились в его памяти особенно ярко. И не потому, что это была первая крупная военная операция, в которой он, хоть и в малой степени, принимал непосредственное участие. За время войны отцу довелось побывать на различных фронтах и участвовать в нескольких операциях. Но только здесь, на Кавказе, находясь рядом с Л.П., он понял, какими интеллектуальными и организаторскими способностями обладает, как быстро вникает в суть дела и мгновенно принимает решение в критической обстановке при дефиците времени.
Обстановка в конце июля 1942 года на Кавказе складывалась действительно критическая. Войска немецкой группы армий «А» развернули стремительное наступление, сосредоточив на Кавказском направлении мощную группировку, включавшую 22 дивизии, 9 из которых – танковые и моторизованные. Под угрозой оказались бакинский и грозненский нефтепромыслы, а ведь они давали около 70 процентов всего общесоюзного объема добываемой нефти. Грозненская нефть была главным источником сырья для производства авиационного бензина и 100 процентов смазочных материалов. Кроме того, Кавказ – это половина добычи марганцевой руды и богатейший сельскохозяйственный край. СССР мог лишиться своих основных источников добычи и переработки нефти, а немецкая армия получила бы почти неограниченные ресурсы стратегического сырья для осуществления своих захватнических планов. С выходом на побережье Каспийского моря немцы получили бы возможность организовать базы для операций своего морского флота и препятствовать подвозу в СССР стратегического сырья и вооружений из США и Великобритании – Каспийский бассейн по значимости занимал второе место после Северного морского пути. Немцам открывалась дорога на Иран, Ирак, Ближний Восток; Турция, как считал Гитлер, в этом случае неизбежно вступила бы в войну на стороне Германии. Через Иран вермахт мог выйти в тыл английским войскам на Ближнем и Среднем Востоке. Уже был подготовлен специальный «Индийский» корпус. Британский премьер-министр Уинстон Черчилль прекрасно понимал всю опасность сложившейся обстановки. В своих мемуарах «Вторая мировая война» он писал:
Даже в августе 1942 г., после моей поездки в Москву и проведенных там совещаний, генерал Брук, сопровождавший меня, придерживался мнения, что немецкие войска перейдут через Кавказский хребет и захватят бассейн Каспийского моря. В соответствии с этим мы постарались как можно лучше подготовиться к оборонительным действиям в Сирии и Персии.
Я всегда оценивал способность русских к сопротивлению более оптимистично, чем мои военные советники. Я полностью полагался на заверения премьера Сталина, данные мне в Москве, что он удержит фронт на Кавказе и что сколько-нибудь крупным силам немцев не удастся достичь Каспийского моря. Но информация о ресурсах и намерениях Советов, которой нас удостаивали, была столь скудна, что все мнения, как за, так и против, были не больше чем догадкой.
В письме Сталину от 9 октября 1942 года Черчилль предложил послать англо-американские войска на Кавказ. Тот вежливо отклонил предложение, справедливо полагая, что потом их оттуда не выкуришь.
Существовало, да и сейчас еще существует мнение, что путь на Кавказ был открыт немцам в результате грубого просчета Ставки и Генерального штаба. Предполагали, мол, что немцы на Кавказ не пойдут, а собирают силы на центральном участке фронта, чтобы возобновить наступление на Московском направлении. Считали, что наступление на Кавказ, вероятнее всего, будет осуществляться с помощью морских и воздушных десантов. Поэтому основные силы Северо-Кавказского и Закавказского фронтов были направлены на противодействие немецким десантам и укрепление границ с Турцией, а обороне с севера не уделялось достаточно внимания. Но при этом почему-то забывают, что еще в марте 1942 года из сообщений ГРУ и внешней разведки в Генштабе и ГКО знали, что немцы готовят главный удар на южном участке с целью прорыва к Сталинграду и на Северный Кавказ, а далее к Каспийскому морю и нефтяным промыслам. Но это отнюдь не отменяло операцию по захвату Москвы и Ленинграда, что для немецкого командования являлось делом престижа.
Разведка представила точные данные о немецкой директиве Гитлера от 5 апреля 1942 года, где без изменения общих первоначальных планов кампании на востоке (то есть захвата Москвы) говорилось: «В первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью захватить нефтеносные районы Кавказа и перейти Кавказский хребет…»
Таким образом и в Ставке, и в Генштабе были осведомлены о планах немецкого командования и, если отбросить версию о недоверии Сталина к разведке, соответствующие директивы командующим фронтами были даны. Но вот насколько